Маргерит Дюрас. Летний вечер, половина одиннадцатого
I
— Паэстра его зовут. Родриго Паэстра. — Родриго Паэстра. — Да. А того, кого он убил, звали Перес. Тони Перес. — Тони Перес. Проходят по площади под дождем двое полицейских. — И в котором часу он убил Переса? Сосед точно не знает, где-то днем, около двух, а сейчас уже почти вечер. Двоих он убил, Родриго Паэстра, — Переса и свою жену. Обе жертвы были обнаружены два часа назад в гараже Переса, в углу. В кафе уже сгущается полумрак. В глубине, на мокрой стойке бара, горят свечи, их желтый свет смешивается с голубоватым светом угасающего дня. Ливень прекращается внезапно, как и начался. — А сколько ей было лет, жене Родриго Паэстры? — Совсем молоденькая. Девятнадцать лет. Мария делает скорбную гримаску. — Можно мне еще стаканчик мансанильи? — просит она. Сосед заказывает для нее. Он тоже пьет мансанилью. — Странно, что они до сих пор его не поймали, — продолжает она, — городок такой маленький. — Он знает городок лучше, чем полицейские. Родриго — его так просто не возьмешь. Бар переполнен. Вокруг говорят о преступлении Родриго Паэстры. Насчет Переса все согласны, но насчет молодой женщины — нет. Дитя, говорят многие. Мария осушает свой стаканчик мансанильи. Сосед смотрит на нее удивленно. — Вы всегда пьете так? — Когда как, — говорит она, — но в общем, да, почти всегда так. — Одна пьете? — Сейчас — да. Кафе выходит не прямо на площадь, а на квадратную галерею, разделенную, рассеченную с двух сторон главной улицей городка. Галерея обнесена каменными перилами; парапет достаточно широкий и крепкий, чтобы выдержать ребятишек, которые запрыгивают на него, ложатся, глядя, как прибывает вода в канавах после дождя, как ходят по площади полицейские. Среди ребятишек — Жюдит, дочка Марии. Опершись о парапет, она смотрит на площадь; над перилами видна только ее головка. Время сейчас, наверно, между шестью и семью вечера. Снова налетает ливень, и площадь пустеет. Купа карликовых пальм на клумбе посреди площади гнется под ветром. Цветы между деревцами примяты. Жюдит прибегает с галереи и прижимается к матери. Но ей уже не страшно. Молнии вспыхивают одна за другой, подряд, и гром грохочет непрерывно. Время от времени небо раскалывается с металлическим треском, который, смолкнув на миг, переходит в ровный гул и звучит все глуше и глуше по мере того, как ливень иссякает. На галерее становится тихо. Жюдит отходит от матери, идет смотреть на дождь поближе. Площадь танцует в струях дождя. — Это на всю ночь, — говорит сосед. Ливень опять стихает так же внезапно. Сосед отворачивается от бара и показывает на темно-синее небо с широкими свинцово-серыми краями, такое низкое, что, кажется, оно задевает крыши. Мария хочет еще выпить. Сосед заказывает мансанилью, воздерживаясь от комментариев. Он выпьет тоже. — Это моему мужу захотелось провести отпуск в Испании. Я бы предпочла где-нибудь еще. — Где же? — Я как-то не думала. Везде понемногу. И в Испании тоже. Не придавайте значения тому, что я говорю. В сущности, я очень рада, что попала этим летом в Испанию. Он берет ее стакан с мансанильей и подает ей. Расплачивается с официантом. — Вы приехали около пяти, не так ли? — спрашивает сосед. — Вы, наверно, были в маленьком черном «Ровере», что остановился на площади? — Да, — кивает Мария. — Было еще совсем светло, — продолжает он. |
