– Пошли.
Выходя из комнаты, он обернулся и кивнул. Жигов кивнул в ответ, что понял.
Когда они спускались по лестнице, раздалась автоматная очередь.
– Ее бы в комендатуру, а потом к контрикам… – посетовал Волошин.
– Ей больше нечего сказать, а одну оставлять нельзя – сбежала бы и взялась за прежнее. Нацисты упертые. Герра Дитриха отведешь к контрикам. Кстати, ты знаешь, где этот дом с полуподвалом? Или ты не с нами?
Комов вопросительно посмотрел на Волошина.
– С вами, – не задумываясь, ответил тот. – А дом этот не очень далеко, через три квартала.
Жигов быстро собрал бойцов, вооруженных автоматами ППШ, и они легким бегом устремились по указанному адресу.
Дверь в полуподвал была заперта, но ее вышиб огромный мужчина по прозвищу Мамонт. Группа захвата ворвалась внутрь. В небольшом зале с низким потолком за столом сидели трое. Один из них был одет в форму СС. На этот раз обошлось без стрельбы. Никто даже не дернулся за оружием, а сразу же подняли руки вверх. Сильно жить хотелось.
– Вот этих и заберешь в комендатуру. – Комов подмигнул Волошину. – Жигов, обеспечь конвоирование.
Все участники этой операции были награждены орденами и медалями, включая капитана Волошина.
Вернувшись в Москву, Комов вошел в квартиру, где он проживал вместе с матерью (отец погиб в ополчении), и остолбенел от обилия пыли и неприятных запахов. Мать еще не вернулась из Средней Азии, куда была эвакуирована в начале войны. За все время от нее пришло всего три письма.
«Жива ли она?» – мелькнула мысль.
Произведя генеральную уборку и помывшись в ванной, Комов, закутавшись в простыню и усевшись на диван, начал думать о своих неясных перспективах. Привыкнув к рваному ритму военной жизни, он не мог понять, а чем ему дальше заниматься. Демобилизоваться, восстановиться на исторический факультет? Возможно, но успеется. Лето лишь началось. Надо расслабиться, стараться привыкнуть к покою. А на какие шиши расслабляться?
Комов вспомнил про странную картину, подаренную ему Жиговым. Может быть, она каких-нибудь денег стоит? Надо попробовать продать.
Он отправился к школьному учителю истории, который увлекался антиквариатом. У того при взгляде на картину аж очки сползи с носа.
– Это же Эрнст, выдающийся сюрреалист. Откуда она у тебя?
Комов пожал плечами.
– Трофей. Из Берлина. Попался по дороге.
– Хочешь продать? – спросил учитель.
– Угу, – подтвердил Комов.
– У меня таких денег нет. – Учитель протестующе замахал ладонью. – Но попробую посодействовать. Есть пара вариантов.
– А сколько может стоить такая картина? – поинтересовался Комов.
Когда учитель назвал цену, у Комова защекотало под ложечкой. Названная сумма показалась ему огромной.
Продав картину, Алексей загулял: ходил по ресторанам, встречался со случайными женщинами, в конце концов ввязался в пьяную ресторанную драку и загремел в отделение милиции. Выяснив его личность, дежурный уважительно посмотрел на Комова и сказал, мол, как проспишься, отпустим, а то еще где-нибудь начудишь.
Странно и неожиданно пересекаются человеческие судьбы. Волошин прибыл в это отделение, чтобы лично допросить одного подозреваемого, и в стенной нише за решеткой обнаружил Комова, уставившегося на него похмельными глазами.
– Здорово, комендант, – пьяным голосом проговорил Комов и ухмыльнулся. – Нам надо выпить за встречу.
Волошин некоторое время молча смотрел на Алексея, а потом сказал:
– Сейчас я тебя отсюда вытащу, а потом поговорим. Когда проспишься.
Капитан Волошин ушел на фронт из МУРа, поругавшись с начальством по одному невнятному уголовному делу. |