Истина в том, что ты отдала бы всю свою жизнь за несколько минут в объятиях Джона Леконсфилда. В том, что ты мечтаешь о нем, хочешь его, жаждешь его, любишь его! В том, что сейчас тебе невыносимо тяжело и больно, потому что напряженные соски ломит от желания, а сердце болит от собственной глупости и неполноценности.

Не думать о нем. Считать овец, читать вслух (шепотом) стихи, вспоминать латинские названия садовых цветов. Только не думать о нем. О лорде с темно-серыми глазами, о повелителе здешних травяных холмов… и ее сердца!

8

Джон покорно подставил голову ледяной струе воды и кротко подумал о том, что скоро холодный душ станет неотъемлемой частью его повседневной жизни. Хорошо бы, это не закалило его организм, а наоборот, вызвало бы скоротечную чахотку. Тогда он не будет мучиться, тихо скончается и никогда больше не увидит синеглазую змею с безупречной фигурой.

В противном случае он все равно скончается, но на его могильном камне будет написано обидное, вроде «умер в результате хронической эрекции».

Холодный душ помогал все хуже и хуже, надо сказать. Джон вылез из-под него, основательно посиневший снаружи, но по-прежнему пылающий внутри. Воображение услужливо подбрасывало ему картину за картиной, на которых он и Вероника занимались любовью в самых разных позициях, а дрожащие пальцы до сих пор хранили воспоминание о гладкой и горячей коже девушки.

Она не шла у него из головы, Вероника Картер, и эти воспоминания превращались в пытку, хуже которой для мужчины не придумать.

Джон отшвырнул полотенце и в ярости повалился на постель. Смешно вспомнить, после бегства Марго он на полном серьезе полагал, что никогда больше не захочет ни одну женщину на свете. Вот вам, убедитесь!

Но как она хороша! И как горяча!

Вероника Картер совершенно готова, надо это признать честно. И она должна ему принадлежать.

Завтра он повезет ее на прогулку по холмам, вместе с Джеки, разумеется. На свежем воздухе малыш заснет быстро, и тогда наступит час торжества Джона Леконсфилда. Синеглазая красавица будет принадлежать ему, они займутся любовью прямо на ковре из вереска и мха, и жаворонки споют им песню любви.

А потом она останется с ним навсегда, и Джеки привыкнет, и все будет хорошо, а баньши улетит из этих мест, потому что баньши не живут там, где счастье.

Или же он просто утолит свой голод и тщеславие, потеряет к Веронике всякий интерес и спокойно дождется ее отъезда, чтобы жить-поживать вместе с Джеки и мамой.

Лучше так. Пока Вероника здесь, Джеки никогда не признает отца по-настоящему. Джон всегда будет товаром второго сорта.

В этот момент все мышцы в теле Джона напряглись, а давление резко подскочило.

Дверь медленно открылась, и на пороге показалась Вероника Картер.

На этот раз она была совершенно нагая. Медленно, немного скованно подошла к постели Джона, фиолетовые глаза открыты, но не видят ничего перед собой.

Джон превратился в ледяную статую, хотя никакая статуя не может испытывать того, что испытывал он при виде обнаженной Вероники Картер.

Совершенство ее тела потрясало. Упругие, идеальной формы груди, увенчанные нежно-розовыми бутонами сосков. Тонкая талия. Нежный живот. Округлые бедра и темный треугольник волос внизу живота. Длинные стройные ноги.

Она молча откинула покрывало и легла рядом с ним. Джон затаил дыхание.

Пытка на этом не закончилась. Внезапно ночная гостья плавно сёла, повернулась к нему, глядя невидящими глазами во тьму, и начала медленно ласкать его тело.

Тонкие пальцы скользили по широкой груди Джона, играли завитками жестких волос, спускались все ниже и ниже и достигли наконец той черты, за которой пытка превратилась в полное блаженство.

Его плоть пылала, комната плыла перед глазами, и несчастный счастливец еле сдерживал блаженные стоны, а руки девушки двигались все ритмичнее, уверенно ведя его на вершину блаженства.