Чтобы не было взрыва и огня, которые неизбежно кто-нибудь да заметил бы. Не доехав немного до моста, я вышел, спустился к парапету и обследовал его. Он отнюдь не выглядел прочным. Машина, идущая даже с небольшой скоростью, опрокинет его и благополучно свалится. Возвращаясь, я обломал две крепкие ветки придорожного ясеня и ободрал листву. Потом сел за руль и задним ходом двинулся в гору.
Снова я вылез метрах в ста от моста. Отнес рюкзак под дерево, поменял пластинки с номерами в расчете на то, что номера, зарегистрированные в городе Пюи-де-Дом, собьют с толку полицию и дадут мне ещё выигрыш во времени. Пластинки с парижскими номерами полетели в кусты. Усевшись снова в машину, я занялся деревяшками — им надо было придать нужные размеры. Потом начал экспериментировать. Сначала укрепил обе палки так, чтобы они ограничивали подвижность руля, уперев их в сиденье и в верхний край лобового стекла. Попробовал двинуться с места — неподвижный руль не годится, машина поедет только по прямой, а ей надо завернуть по шоссе. Одну из палок я убрал и закрепил ею открытую дверь со стороны пассажира — так, чтобы она не закрывалась. И, наконец, включил вторую скорость и двинулся к мосту. Разогнавшись на спуске, я выключил мотор, перебрался на соседнее сиденье — палка удерживала руль в прежнем положении — и вывалился в открытую дверь на обочину, поросшую некошеной травой и крапивой.
Приземление прошло успешно, я поднялся на ноги и успел увидеть, как мой экипаж, не вписавшись в изгиб дороги, сшиб парапет и, взяв небольшой подъем, — инерция не дала ему скатиться обратно на шоссе, — перевалился через край обрыва и скрылся из виду. Я услышал только громкий металлический лязг.
До воды, как выяснилось, машина не долетела, упокоилась среди прибрежных камней и поверженных кустов. Увидеть её можно было только низко перегнувшись через парапет. Ну и Бог с ней! Я надеялся, что мои палки вылетели, пока машина кувыркалась по обрыву.
Подобрав рюкзак, я направился к шоссе, с которого недавно съехал. Вечерело, было холодно и сыро, я промок и умирал с голоду. На попутном грузовичке добрался до Виши. Насколько я мог судить, ни один человек на свете не знал, где я.
Конш оказался деревушкой, которая располагалась на высоком скалистом берегу реки Уш так естественно, будто выросла на скалах. В наши дни она в запустении, но некогда — между одиннадцатым и тринадцатым веками — играла важную роль. Здесь останавливались процессии пилигримов с севера Франции, стремившиеся в Галисию, к гробнице святого Якова Компостеллы.
Я приехал сюда из Виши: самым ранним поездом добрался с двумя пересадками до городишка Перигю и там в самой маленькой и незаметной прокатной конторе взял напрокат "фиат 127". В Конше я остановился на самом въезде, возле кладбища. Погуляв минут двадцать среди каменных плит и искусственных венков, я нашел то, что искал. Над сравнительно свежей могилой начертано было, что здесь покоится Мария-Луиза любимая супруга Рауля Браканте, почившая в Бозе 14 сентября 1972 года и ныне пребывающая в раю. Рядом с плитой, укрывшей прах Марии-Луизы, лежала другая, пока пустая, в ожидании, очевидно, любящего супруга.
Стало быть, Бракони, он же Браканте либо жив, либо похоронен в другом месте, что маловероятно. И живет под одним из своих псевдонимов — это весьма легкомысленно с его стороны. Должно быть, он считает, что бояться уже нечего. Возможно, после войны получил фальшивые документы от своих хозяев на это имя, и невдомек ему, что члены группы "Астурия" его разоблачили. Пристрастие к именам, начинающимся с одной и той же буквы, подтвердили мою давнюю догадку, что люди не любят полностью и навсегда расставаться со своим прошлым, бессознательно стремятся сохранить хоть что-то — хотя бы начальную букву имени.
Возле кладбища находилась лавочка, где продавалась разная похоронная и церковная утварь. Я купил пару открыток, изображающих деву Марию с младенцем, и две почтовые марки. |