Шеридан лежал не шелохнувшись, все так же закрыв лицо руками. Олимпия видела, как вздымается его грудь. В воцарившейся тишине слышны были только звуки движения судна.

— Ты хотела сказать, сердце из дуба, — неожиданно произнес он совершенно спокойным тоном. — Я ведь моряк, моя дорогая, а мы используем железо как балласт.

Шеридан убрал руки с лица, и Олимпия увидела, как он преобразился. Прежний болезненный истеричный незнакомец исчез, и теперь перед ней был снова Шеридан, циничный и самоуверенный, с кривой усмешкой на устах.

— Прости за то, что вынужден разочаровать тебя. Будучи действительно, как ты верно подметила, негодяем, вором и лжецом, я все же не могу согласиться с твоим последним утверждением и претендовать на какое-то особое мужество. — Шеридан сел и провел рукой по волосам, а затем покачал головой. — Ты не любишь меня. А если ты когда-то и была влюблена в меня, то только по своей глупости и наивности. Мы отлично провели время, но теперь ты взялась за ум, и это правильно. Послушайся меня и выходи замуж за этого Фицхью. Поезжай с ним в Рим, а потом начинай свою революцию. А со мной будет все в порядке. — Он пристально и сурово смотрел ей в глаза. — Живи, принцесса, ведь ты едва начала жить.

В его взгляде и тоне было что-то очень странное… Но Олимпия никак не могла попять, что же ее так поразило. Слова Шеридана звучали вполне разумно. Он по крайней мере снова производил впечатление человека, находящегося в здравом уме, хотя от его фраз у Олимпии защемило сердце.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросила она. — Да.

Олимпия с сомнением взглянула на него.

— В таком случае, надеюсь, ты поднимешься сегодня на ужин?

Темные ресницы Шеридана медленно опустились. Он пожал плечами:

— Если ты этого хочешь.

— А сейчас, может быть, ты прогуляешься вместе со мной по палубе?

Шеридан взглянул на свой пистолет и, помолчав, сказал:

— Дай мне время привести себя в порядок.

— Надеюсь, через час ты будешь готов?

— Да, — отозвался Шеридан, не отрывая взгляда от оружия. — Через час я буду уже готов.

— Отлично.

Олимпия почувствовала огромное облегчение. Как хорошо, что ей удалось нащупать верный тон в разговоре с ним! Она открыла дверь и обернулась на пороге.

— Я буду ждать тебя в кают-компании. Он молча смотрел на нее.

— Итак, через час, — повторила Олимпия тоном строгой наставницы и вышла за дверь.

Но прежде чем закрыть ее, она услышала спокойный голос Шеридана:

— Прощай, принцесса.

Шеридан отослал Мустафу по делам, а затем тщательно и осторожно зарядил пистолет и приставил дуло к виску.

На этот раз осечки не будет. Теперь он понял, что ждал прихода Олимпии и потому медлил. Ему хотелось взглянуть на нее в последний раз. Ему хотелось… Чего? Дать ей понять, почему он это делает?

Шеридан терзался угрызениями совести. Зачем он тронул ее чистую душу? Зачем прикоснулся к ней? Ведь сам он отравлен смертоносным ядом, которым заражает и отравляет все вокруг.