Шеридан опустил глаза и стал разглядывать свои белые перчатки.

— Я еще занимаюсь этим.

— Прекрасно, — сказала она. — Надеюсь, подготовка к путешествию идет полным ходом? Когда, вы считаете, я могу выехать в Линн?

— Несмотря на весь свой революционный пыл, — заметил вдруг Шеридан, — вы слишком подвержены снобизму.

— Снобизму? — растерялась Олимпия. Он взглянул на нее в упор.

— Вы, по всей видимости, считаете, что можете выйти замуж лишь за человека, принадлежащего к одному из королевских домов.

— Да, — сказала Олимпия, — ведь я — принцесса.

Некоторое время Шеридан смотрел ей в глаза, выражавшие полное недоумение, а затем встал и отвернулся. Луч света блеснул на ножнах его шпаги, когда он проходил по комнате. Подойдя к секретеру, он взял с него пресс-папье из горного хрусталя, повертел его в руках и вновь поставил на место.

— В таком случае не будем больше говорить на эту тему. Олимпия сжала руки, глядя перед собой на скамеечку для ног. Все ее мысли в эту минуту были заняты предстоящим побегом, последние две недели она не могла думать ни о чем другом. Ей хотелось задать Шеридану тысячу вопросов, но она очень робела перед ним. Олимпия надеялась, что Шеридан не станет откладывать их отъезд из-за этих нелепых планов на замужество…

Олимпия замерла, внезапно ее осенила догадка. Судорожно вздохнув, она взглянула на Шеридана. Он стоял боком к ней, у секретера. Олимпии был хорошо виден его профиль. Услышав ее невольный вздох, он скосил глаза в сторону принцессы и тут же снова отвел их, делая вид, что рассматривает книги на застекленных полках.

— Не может быть! — воскликнула Олимпия. — Не может быть, чтобы это были вы. Неужели кому-то в голову пришла мысль, что мне следует выйти замуж за вас!

На лице Шеридана появилось подобие улыбки. Он сцепил за спиной руки в белых перчатках.

— Вам вовсе не следует этого делать, если вы находите отвратительной даже саму мысль о подобном союзе.

— О нет! Я совсем другое имела в виду… Я хочу сказать, что это просто невозможно, это абсурд. Видите ли… не в том дело, что я не вышла бы за вас замуж, нет, конечно, я… — И Олимпия закрыла в ужасе рот ладонью, испугавшись того, что мелет такой вздор.

— Я — простолюдин, человек толпы, — спокойно признал Шеридан.

— Нет, вы — герой!

— Ну хорошо. Прошу простить меня, — притворно весело сказал Шеридан, — я просто не подумал, что у вас может возникнуть подобное возражение.

Олимпия отвернулась и стала смотреть на огонь.

— Но вы ведь не хотите жениться на мне. У вас не могло возникнуть такого желания.

В комнате воцарилась мертвая тишина; казалось, не слышно было ни потрескивания огня, ни стука ледяной метели в окно. Для Олимпии все эти знакомые звуки заглушались шумом крови в ушах и гулким биением собственного сердца. Но тут заскрипели половицы, и Олимпия поняла, что Шеридан направляется к ней. Он опустился на одно колено перед оробевшей девушкой и, взяв ее лицо в свои ладони, заглянул ей в глаза.

— Я могу назвать тысячу причин, по которым вы можете не захотеть выйти за меня замуж, — ласково сказал он. — Но на свете не существует ни одной причины, которая заставила бы меня отказаться от женитьбы на вас.

— Вас заставляют жениться на мне, я уверена в этом, — прошептала она.

Он погладил ее по щеке, и она ощутила прикосновение мягкой теплой лайки его перчатки к своей коже.