– Мало ли на кой… Возьмем череп, вставим свечку, чтоб глаза горели, потом повесим у окошка Иван Иваныча Разикова. Знаешь, как он… развеселится!

Я представил себе «веселье» Ивана Иваныча. И все-таки встречаться со скелетом, да еще в сумерках, в таинственной башне почему-то не очень хотелось.

– Да нет никакого там скелета, – успокоил Виталька. – Если и был, то рассыпался, а кости вниз попадали… А пулемет, наверно, остался. Пулеметы ведь крепко устанавливают… Там, наверно, и патроны остались. Найдем – притащим сюда, и, если кто полезет, мы – «ды-ды-ды-ды»!

– Кто полезет? А если и полезут, попробуй «дыдыкни» хоть одним патрончиком! Тебя знаешь сразу куда «ды-ды»?

– Да я так просто… Он все равно сломан, наверно. А играть-то можно!

Конечно, настоящий пулемет для игры, пускай даже сломанный, – это вам не хуже любого клада! Не то что скелет…

Тут и спорить нечего!

И мы стали готовиться к поискам и приключениям.

Что нужно искателям клада? Мы вытащили из-под лежаков моток веревки, фонарики, ящик с нашим оружием.

Переодеться нам, конечно, и в голову не пришло. Я только снял испанку, чтобы не сбило ветром, а Виталька сдернул поясок, чтобы не зацепился за что-нибудь. В новенькие белые гольфы я засунул оружие – как десантники суют его за голенища сапог. Слева – длинноствольный пластмассовый револьвер, справа – свой длинный нож из лезвия слесарной пилки.

Револьвер Виталька заставил меня убрать: заявил, что это игрушка, а мы на серьезное дело идем. Зато про нож сказал, что это хорошо.

Я и сам знал, что хорошо. Оплетенная изолентой рукоятка мужественно торчала у колена, а тонкое лезвие плотно прилегало к ноге и приятно холодило кожу. Это ощущение придавало силу и уверенность. Если даже скелет…

Мы стартовали с крыши незадолго до полуночи, когда тетя Валя уже крепко спала.

Стоял конец июля, и самые светлые ночи лета были позади. Но все же настоящей темноты пока не наступало. Небо оставалось голубовато-серым, и только самые крупные звезды пробивались сквозь серебрящийся воздух. На востоке ртутным блеском отливали узкие облака, а среди них застряла тускло-розовая луна.

Мы шли на малой высоте – чуть выше проводов, обходя черные пихты и тонкие антенны телевизоров. Потом Витальке надоел бреющий полет, и он поднял ковер метров на сто. Заиграли под нами стаи огоньков среди темных крыш и деревьев, распахнулся на краю города светлый изгиб реки с черными, будто нарисованными, суденышками. Цветные огоньки на судах, казалось, живут отдельно, как случайно слетевшие туда звезды.

А колокольня на фоне ясной воды и неба темнела, словно башня таинственного замка. В полукруглых проемах верхнего яруса четко рисовались уцелевшие колокола. Издалека они были похожи на колокольчики для удочек.

– Красиво, да? – сказал Виталька.

Я кивнул. Но тут же стало не до красоты: мы влетели в полосу холодного воздуха и моментально продрогли. Пришлось опять снижаться до крыш.

Наконец под нами мелькнула крытая железом стена монастыря, проплыла слева острая верхушка угловой башни с флюгером и вплотную придвинулась к нам колокольня. Словно великан шагнул навстречу.

Мы повисли у стены колокольни метрах в десяти от земли. Весь день эта стена впитывала солнечные лучи, и теперь от нее веяло теплом, как от остывающей печки.