Был фрегат отделан весь, как чудо, -

         От бизани до бушпритной сетки…

         Но однажды старый мастер умер,

         И корабль остался у соседки.

Алешка передохнул и стал читать спокойнее:

         Что ж… Она его не обижала,

         Пыль сдувала, под стеклом держала,

         Только ей ни раду не приснился

         Голос шквала или скрип штурвала.

         Что ей море, якоря и пушки?

         Что ей синий ветер океана?…

         Куковала хриплая кукушка,

         По стеклу ходили тараканы…

Алешка вспомнил обшарпанные обои, маленькие окна, пронафталиненный комод в полутемном углу, и от жалости к кораблику голос у него зазвенел:

         Среди шляпок, старых и затасканных,

         Пыльных перьев и гнилого фетра,

         Как он жил там– парусная сказка,

         Чайный клипер, сын морей и ветра?…

         Что он видел темными ночами,

         Повернув бушприт к окну слепому?

         Ветра ждал упрямо и отчаянно?

         Или звал кого-нибудь на помощь?

          И проснулись влажные зюйд-весты,

         Закипели грозовые воды,

         Сдвинули потоки домик с места,

         Унесли кораблик на свободу.

         Он уплыл по золотым рассветам,

         По большим закатам ярко-красным.

         Пусть его хранит капризный ветер

         На пути далеком и опасном…

– Вот… – сказал Алешка. – Это пока все. Конец я не придумал.

Хранитель посидел, не говоря ни слова, щелкнул пальцами, неторопливо поднялся.

– Что ж, Алеша… Конца ты еще и не знаешь. Потом его допишешь. Больше спорить не будем. Клипер твой.

Алешка молчал смущенно и обрадованно. Хранитель шагнул к столу, потрогал чайник.

– Согрелся. Давай поужинаем. Потом укладывайся. Переночуешь, а утром домой.

– Но я же могу опоздать!

– Вряд ли. Ну-ка, покажи билет… Нет, брат, с таким билетом никуда не опоздаешь. Садись к столу.

Алешка был очень голодный. Он съел две булки с колбасой и маслом, выпил три стакана сладкого чая.