Через минуту снова раздался скрип, и голос, уже усталый, но все еще грозный окликнул Потемкина:

– Заходи! Я же знаю, что ты там, за дверью!

Григорий встал. Товарищей уже рядом не было, и потому он шел медленно, но ровно. Наклонился, вступил в шатер. Петр Александрович сидел посреди развороченной комнаты на походной койке и задумчиво грыз согнутый палец.

– Ты, брат, почему не сказал, что за тобой эти гоняются?

Гриц непонимающе пожал плечами.

– Ой, только не ври мне! – Румянцев замахал руками. – Не сейчас. Говори правду. Ты потому из Питера в армию сбежал, что тебя эти обложили?

– Ваше сиятельство очень обяжет меня, если пояснит, о ком речь?

– А ты не знаешь? – взвился Румянцев. – Завелась у нас тут порода… Мне святым Мартыном каким-то в нос тычут. Гороскопы твои показывают. Ни черта я не понял. Да и ни к чему мне это!

Потемкин смотрел на старика. Долго молчал, запоздало понимая, что Репнин – близкий друг Милиссино. А с Милиссино у Григория счеты особые и не о них сейчас речь.

– Ваше сиятельство ошибается, полагая, что названные люди при дворе так сильны, – наконец выдавил из себя Гриц. Он сел возле Румянцева на корточки и протянул ему чудом уцелевший кувшин воды. – Я уехал в армию по своей воле, волонтером. Посчитал недостойным оставаться в столице, пока война. У меня есть на это свои причины, но, поверьте, они личного свойства…

Румянцев усмехнулся. Знамо дело. Кому неизвестно, что камергер Потемкин влюблен в императрицу? Впрочем, как и многие.

– У меня создалось впечатление по письмам Ее Величества, – осторожно заметил фельдмаршал, – что вы ей дороги. Это так?

– И да и нет, – нехотя ответил Григорий. – Мы старые друзья. Не больше. Но и не меньше.

– Так просветите меня, дурака, – фельдмаршал обмакнул в кувшин руку и всей пятерней вытер лицо, – как императрица относится к этим «мартынам»? Боится их?

Гриц вздохнул.

– Ее Величество старается делать вид, что их нет. Но всегда имеет в виду их позицию.

– Хитро-о, – протянул Румянцев. – Я вот что тебе скажу, сынок: ты с ними не связывайся. Странные это люди. Как дерево бывает в лесу: с виду крепкое, зеленое, а сердцевина гнилая. Ударь обухом – от здоровых аж звон идет, а эти глухо так стонут, угрожающе… И жена моя, Екатерина Михайловна, в письмах весьма от них остерегает. Она ведь обер-гофмейстерина малого двора, а там «мартынов» целый клубок.

Потемкин улыбнулся. Ему был очень мил этот сильный, грузный человек, уверенный, что все на свете дела решаются криком, но в сущности добрый и незлобивый.

Граф кивнул каким-то своим мыслям.

– Я вот что, я тебя из корпуса Репнина заберу. Примешь корпус Боура.

Расстались уже в ночи. Потемкин побрел к своему шатру и у самого входа услышал резкий, надтреснутый голос:

– Эй, сударь, вы напрасно продолжаете переписку с известной особой.

Гриц обернулся и лицом к лицу столкнулся с Репниным.

– Какое вам дело до моей корреспонденции?

– Я вас предупредил.

После взятия островка граф не долго нянчился с осадой. Подолбил из пушек. Сбил кое-какие лобовые укрепления и задумал пробное наступление. Навели переправу, по ней, как по ковровой дорожке, решили подкатиться к самым стенам и попробовать на зубок, хорошо ли стоят турки?

Турки стояли хорошо, потому что давно врылись в землю и уходить не собирались. Газы-паша больше Жену в Солнце не видел и решил, что поблазнилось.