– Шеф прав. Иди, Нелька.

Надо быть магом и волшебником, чтобы знать, отчего в это утро Никита Ваганов решил в очередной раз повидаться с корреспондентом столичной газеты «Заря» Егором Тимошиным, и все это время – пока лихорадочно и сладостно писал, пока болтал и целовался с Нелли Озеровой – незаметно для самого себя прикидывал конспект предстоящего разговора, обдумывал шуточки и хохмочки, подходы и уходы, откровения и умолчания, правду и ложь. Надо быть богом, чтобы уловить связь между утренней встречей с Иваном Мазгаревым, когда Никите не протянули руки, и походом в кабинет собственного корреспондента столичной газеты. Тем не менее связь, непонятная самому Никите Ваганову, существовала, и минут через пять Никита Ваганов, сдав статью в машбюро, пошел в отъединенный и странный кабинет Егора Тимошина… Шагал Никита Ваганов в своей любимой манере: локти прижаты к бокам, пиджак широко распахнут, тело тяжело раскачивается, словно под порывами шквального ветра, – такая походка несколько позже станет модной среди молодых людей определенного типа.

II

Собственный корреспондент центральной газеты «Заря» Егор Егорович Тимошин был человеком ровной трудовой биографии, когда количество естественно переходит в качество, так просто и естественно, как вращение Земли. Думая об этом, Никита Ваганов признавал право на существование двух жизненных путей – тимошинского и другого, когда все форсировалось, точно топка паровоза на крутом подъеме, но он считал, что дело, собственно, не в том, как ты движешься вперед и вверх, а в самом процессе, в ощущениях, в жизненном тонусе, низком в первом случае и окрыляющем – во втором. Известно, что редиска растет ботвой вверх, но и для знающего и не знающего это человека вкус редиски неизменен, редиска есть редиска.

Что касается Егора Тимошина, то он был тот лежач камень, под который вода не течет.

– Здорово, здорово, Егор! Будем помнить, что не вопросы губят, а ответы. Занесите это в вашу книжку, мистер Тимошин.

Сделав два шага, Никита Ваганов остановился. Это тоже входило в число его приемов, манер, став привычкой. Он должен был постоять несколько секунд возле дверей, чтобы будущий собеседник хорошенько разглядел его, разобрался в настроении гостя, определил, если это возможно, предлагаемую гостем цель визита. Сам Никита Ваганов радовался, когда успевал рассмотреть пришедшего, дабы не начинать беседу так, за здорово живешь.

– Садись, Никита! – не потрудившись рассмотреть Ваганова, пригласил собкор центральной газеты. – Уже понатрудимшись?

– Накорябавшись.

«Нет, не врут люди! – уверенно подумал Никита Ваганов, увидев глаза Егора Тимошина, обведенные синими кругами. – Он на самом деле пишет роман, роман называется именно „Ермак Тимофеевич“ и будет такой же добросовестный и порядочный, как сам Егор Тимошин». Потом Никита Ваганов уже рассудочнее и медленнее подумал, какое это было бы счастье, если бы Егор Тимошин буквально на днях кончил свой роман, сделался бы профессиональным писателем и вообще исчез с газетного горизонта к… известной матери. «А хочешь, хочешь жить с чистыми руками!» – поддразнил Никита Ваганов себя, еще подробнее рассматривая утомленное лицо Егора Тимошина, который – трудно поверить! – дважды отклонил предложение работать в аппарате столичной газеты «Заря», отказался от корреспондентства в Болгарии и совершил еще какие-то нечеловеческие подвиги того же порядка.

– Что новенького на территории Франции, Голландии, Швейцарии и Лихтенштейна? – спросил Егор Тимошин, так как Сибирская область занимала именно такую территорию. – Нет ли любимого мной и презираемого тобой мелкого и сухого факта?

Предоставленный самому себе, свободный до головокружения, с начальством, отдаленным от его рабочего кабинета на пять тысяч километров, с ненормированным рабочим днем, такой человек мог себе позволить говорить без спешки, витиеватыми фразами, добродушно при этом щуриться на этот безумный и прекрасный мир.