Она нашла в чулане у госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть.

«Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой!» – думала она. – «А потом пусть идет на все четыре стороны!»

Светильник блистал со всех боков, но джин не появился.

«Э–э, джинн–то мусульманский!» – сообразила добрая христианка Жаккетта. – «Вот он и засел намертво!»

Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти.

Джинн не вываливался.

«У–у, зараза!» – обиделась Жаккетта. – «Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!»

Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.

* * *

Жанна думала над предложением слуги три ночи.

Хотя, казалось бы, что тут думать?

Тринитарии – солидный монашеский орден. Он основан еще раньше доминиканцев и францисканцев, в 1198 году от Рождества Христова святым Иоанном Матийским. Специально для выкупа попавших в плен к маврам христиан.

Кто же еще сможет помочь, как не они? Другая возможность может и не представится. Но…

Ах, это но…

Тринитарии свяжутся с госпожой Бибигюль. Хорошо, предположим, она назначит цену выкупа. У «французской принцессы» цена будет просто громадная, это уж точно. Где брать деньги?

Даже если они доберутся до мадам Изабеллы (тринитарии ведь посредники, свои деньги за пленников они не выкладывают, разве уж только за самых неимущих), так вот, даже если они доберутся до мадам Изабеллы, нужную сумму она не соберет. С деньгами в графстве туго.

Да и зачем матушке тратиться на дочь, если, здраво рассуждая, после гибели Жанны все графство отойдет ей и ее возможным детям от нового брака.

Грех так, конечно, думать. А никуда не денешься – отсутствующая или почившая дочь для мадам Изабеллы гораздо выгодней.

Против выгоды даже десять заповедей не всегда побеждают.

И к Анне Бретонской не обратишься. У бедной девочки денег ничуть не больше, чем у мадам Изабеллы. Если не меньше. И весь двор, наверняка, уже знает, что она, Жанна, находится в инквизиционном розыске…

Выкупиться, чтобы попасть на костре или в монастырь под строгий надзор, келейное заточение?! Ну уж нет! Лучше раствориться на Востоке.

Эта приторноголосая Бибигюль часами расписывает, как хорошо будет жить французская принцесса в гареме. Есть на золоте и утопать в драгоценностях. Станет любимой женой…

А чем черт не шутит? Охмурить султана или халифа, кто там будет. А потом сбежать на Кипр. К Марину…

Марин, Марин… Все преодолею, а доберусь до тебя… И стану королевой Кипра… В твоем сердце…

И никто меня не остановит! Горло перегрызу каждому, кто встанет на пути! Пусть катятся к Сатане!

* * *

После третьей ночи Жанна вежливо попросила евнуха впредь ей с такими предложениями не обращаться.

И с мрачным удовлетворением увидела, как округлились у него глаза. Вот так! Французские принцессы не просят о помощи! Никогда!!!

И четвертую ночь ревела в подушку.

* * *

Фатима продолжала вечернюю эпопею.

– Ну вот, мой цвэточек, слава Аллаху, Ала ад–Дин зажил неплохо. Он и его матушка скушали все сласти со столики, а потом он продавал на рынке серебряные блюда, и покупал еду.

Когда столик кончился, они попросили у джинна еще один, скушали сладости с него и стали продавать новые освободившиеся кувшины и блюда.

И такая жизнь им нравилась. И они считали себя богачами.

Ала ад–Дин теперь часто бывали на рынке и узнали, что стекляшки из его карманов – драгоценные камни, каких нет и в казне султана.