Хватаюсь за голову, мои колени сгибаются, и я медленно сползаю по стене на пол. Громко мычу, чтобы привлечь внимание.

– Че эт с ним? – спрашивает толстуха по имени Айгуль Рамазанова.

– Вот артист, да по нему Голливуд плачет! – восклицает лысый борец-шофер Махарадзе.

– Мы-ыы-ыыы! – тяну я как можно тоскливее.

– Господи! – крестится старуха Виолетта. – Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!

– Ишну-у-уу-ала-а-аа! – продолжаю стонать, вспомнив дарнасский язык ночных эльфов.

– Нехристь! – тычет в меня пальцем старуха. – Как есть нехристь! Господи…

– Да помолчите вы, бабушка! – раздраженно перебивает ее Махарадзе. – Эй, парень, с тобой все нормально?

Я замолкаю. В тишине поднимаюсь, опираясь спиной о стену, и слышу, как отчетливо хрустнули мои колени. Поднимаю правую руку и опускаю ее в направлении старухи Виолетты:

– Ты! Раба божья Виолетта! Фамилия твоя Реброва, услышь же меня!

Старуха неистово крестится, шепчет молитвы, но отвести глаза не может. Она почти парализована.

Перевожу руку на толстуху.

– Ты! Айгуль Рамазанова, внимай!

– Ты! – Мой указательный палец чуть ли не упирается в лоб шофера-борца. – Анатолий Махарадзе, слушай меня!

– И ты! – Очередь доходит до старика. – Гражданин Марк Залесский, повинуйся и слушай!

У Рамазановой изо рта вываливается жвачка. Перст старухи замер у левой груди. Залесский на грани инсульта. Один Махарадзе ухмыляется:

– Фокусник, да?

– Не устал шоферить, Анатолий Гивиевич? – спрашиваю его уже обычным голосом. – Ирина Ароновна как, не скучает?

Вот и Махарадзе впечатлился, только заиграл желваками.

– Люди, у меня что-то не то с головой. Я вижу вас насквозь! Но из-за этого, боюсь, голова не выдержит! Мне очень, повторяю, очень надо как можно скорее к врачу. Пустите вне очереди?

– Да и пусть идет! – оживает Айгуль. Речь зашла о материях приземленных, а мое сольное выступление лично ей больше ничем не угрожает.

– Иди, соколик, иди, – бормочет бабка Виолетта.

Махарадзе просто кивает в сторону двери.

– Спасибо, – чуть не шепотом благодарю и встаю возле двери.

– Слушай, парень, не знаю, как тебя зовут… – трогает меня за плечо шофер.

– Филипп.

– Скажи, Филипп… А Ирина сильно скучает?

Я смотрю в его выпуклые, с сеткой морщин вокруг, повидавшие жизнь глаза и через паузу отвечаю:

– Сильно скучает, Анатолий Гивиевич.

Махарадзе стискивает меня в объятиях.

– Спасибо, дорогой, век не забуду! – кричит он и, не прощаясь, бежит по коридору клиники на выход.

Ваша репутация у Анатолия Махарадзе повысилась!

Текущее отношение: Почтение 10/210.

Вот это номер! Один маленький поступок, всего-то два слова, но вызвал большой скачок с неприязни сразу к почтению.

В этот момент из кабинета врача выходит посетитель, а за ним сама Ольга.

– Что это вы тут расшумелись?

Очередь молчит.

– О, Панфилов! Сделал снимок? Заходи!

Закрывая дверь, слышу, как, перебивая друг друга, вступают в бурную дискуссию Айгуль со старухой Виолеттой.