Надо было просто захотеть и подумать об этом?

Скиллы, статы, ладно, потом разберусь, отвлекся.

Черт, да что за дебафы на мне? Как жизнь поднять до положенных 9000 хэпэ?

Опять отвлекся и с жизнью разберусь потом. То есть с «жизнью». То есть с хэпэ! Сейчас главное – это разобраться, в реальности ли я.

Только я об этом подумал, как возле моих ног остановилась чья-то тень.

– Прошу прощения!

Поднимаю глаза.

– Здра-а-аствуйте, молодой человек! – обращается ко мне колоритный такой старичок в шляпе, проглатывая «л». Смотрит при этом он куда-то в землю.

Срабатывает воспитание, и я вскакиваю на ноги.

– Здравствуйте! – отвечаю. – Чем могу помочь? Хотите присесть?

Оглядываю аллейку. Свободных мест полно – будни, рабочий день только начался.

– Нет-нет, спасибо. Я, собственно, вот по какому вопросу решил к вам обратиться, – бубнит пенсионер. – Понимаете, мне тяжело ходить. Но ходить надо, вот я и хожу. Гуляю по аллее туда-сюда, туда-сюда, а в перерывах между этими хождениями присаживаюсь и читаю газету. Без чтения свежих газет…

Думаю, что старичок как-то совсем по киношно-книжному разговаривает, а сам киваю и поддакиваю, пытаясь поймать взгляд, но тот упорно смотрит вниз, не поднимая глаз. На нем летние туфли, потертый пиджак с заплатками на локтях, а его широкие джинсовые штаны натянуты по грудь и гордо перевязаны ремнем с металлической пряжкой Jamiroquai. Что это за пасхалка от гейм-дизайнеров на этом бравом NPC?

Я не могу сдержать смех. Старичок прерывается и удивленно смотрит мне в глаза.

Самуэль Михайлович Панюков, ‘Крыса’, 83 года

Лол, что? Крыса? Всматриваюсь внимательнее, и информации становится больше.

Текущий статус: пенсионер.

Двадцать седьмой уровень социальной значимости.

Класс: чиновник восьмого уровня.

Вдовец. Дети: Наталья, 54 года. Внуки: Глеб, 31 год.

Замечен в противоправных действиях!

– Простите, гражданин Панюков…

И тут старичок завис. Натурально так завис, не как непись, а как настоящий человек.

Затем пошамкал, уставился куда-то в сторону и произнес:

– В одна тысяча девятьсот тридцать шестом году я бы забеспокоился, молодой человек, что вы меня знаете. Я хоть и ходил тогда под стол пешком, а о временах тех знаю не понаслышке. И когда незнакомые молодые люди обращались к тебе по фамилии, ничего хорошего это не предвещало. Вы меня, конечно, извините, что не обращаюсь к вам по имени-отчеству, но я совершенно уверен, что мы с вами не знакомы. На что-что, а на имена и лица у меня преотличнейшая память.

Точно, бот! Бот с идеальной памятью! Или нет? Любой игровой NPC и ухом бы не повел на мое знание его имени! А Самуэль Михайлович повел и даже слегка напрягся.

– Позвольте, я присяду…

– Фил… Филипп, – представляюсь я.

– Что же, Филипп, – старичок садится, снимает шляпу и поправляет свои редкие седые волосы. – Так откуда вы меня знаете? Хотя постойте… Я имел честь преподавать курс марксизма в одна тысяча девятьсот…

– Самуэль Михайлович! – перебиваю его. – Мы и вправду не знакомы. Но мы с Глебом вместе учились, я знаком с его мамой Натальей Самуэлевной Панюковой, и она рассказывала о вас. Вы – большой человек!

Говорю последнее предложение и ни капли не лукавлю. Сява – четвертый левел, продавщица – девятый. А тут – двадцать седьмой! Сто пудов, прокачался старичок за жизнь.