Сжав большую связку ключей обеими руками, Родерик поднес ее к груди. Наткнувшись блуждающим взглядом на другие камеры по соседству с его собственной, задумался, не полнится ли каждая из них страданиями и муками, перенесенными им самим за последние три года. Неужели за каждой дверью находится человек, подвергающийся такому же ужасному обращению, как и вынесенное им? Рассудок отказался дать ответ. Деверу перекатился на колени. Кровь капитана вязко растекалась лужей по каменному полу коридора. Пошатываясь, цепляясь за стену, Родерик кое-как вскарабкался на ноги. Голова закружилась, желудок скрутило узлом, и он фонтаном изверг целый поток желчи. По-прежнему запинаясь, падая, вставая и съезжая по стене, Деверу продвигался вперед, пока не нашел лестницу, ведущую вверх.

Медленно двинулся по каменным ступеням, постоянно сознавая, что о его расправе над тюремщиками вот-вот станет известно с другой стороны, о которой он не ведает. И продолжал взбираться, все так же прижимая ключи к груди, будто распятие.

Услышав звук, остановился. Открылась дверь — судя по звуку, железная. Вглядевшись во тьму перед собой, он различил сумрачный коридор, изгибающийся направо и ведущий на следующий этаж. Парой этажей выше слышался шум, издаваемый людьми. Не страшась смерти, Деверу двинулся на следующий этаж. И тут почуял запах. То единственное, что удерживало его на этом свете последние два года. Аромат моря. Теперь грохот прибоя был слышен куда лучше, чем когда-либо прежде. И как только Деверу достиг следующей лестничной площадки, сразу же двинулся вперед. И тут сверху донесся крик:

— Стоять!

Деверу услышал приказ и топот множества бегущих ног, уже ковыляя навстречу запаху и звуку моря. Упал, вскрикнув и почувствовал, что ноги не повинуются ему. И тут наконец сквозь застилающие глаза слезы разглядел дверь — деревянную, а не железную. Топот становился все громче, уже на этом этаже крепости. Узник встал и отодвинул засов. Дверь тут же распахнулась, и сияющий шар клонящегося к закату солнца, пылающий будто бы за самым окном, ослепил его.

Под вскрики нескольких женщин Родерик с воплем боли вслепую ввалился в кухню. Теперь ароматы моря перебивали вульгарные запахи жарящегося мяса, рыбы и чеснока. Деверу почти на ощупь двинулся навстречу свежему воздуху, струившемуся сквозь открытое окно. Послышались новые крики, грохот распахнувшейся двери и топот ног вбежавших в кухню солдат.

Ощутив прилив неведомо откуда взявшихся сил, Деверу бросился к распахнутому окну. Перед пылающими, едва видящими глазами далеко внизу замаячило море. Теперь уж никто не сумеет помешать ему броситься в это море, навстречу распахнутым объятиям смерти. И когда чья-то рука схватилась за ветхое полотно его рубашки, Деверу прыгнул.

Под женский визг тюремщик подбежал к зияющему окну и увидел, как тощий человек рухнул с высоты полутора сотен футов в буруны, с грохотом разбивающиеся о скалы далеко внизу.

Узник Наполеона с наслаждением позволил океану принять свое тело. Сокрушительная ласка воды оглушила его, когда он врезался в нее, упав с головокружительной высоты. Открыв саднящие от соли глаза, он увидел, что валы несут его к иззубренным скалам, составляющим остров, на котором возведен Шато д'Иф. Утонуть или позволить прибою разбить себя о скалы? Выбор не заботил его, а вот мысль о том, что тюремщики, наверняка спешащие выудить его труп, могут спасти его от смерти, ужаснула.

И эта мысль привела Деверу к решению. Открыв рот, он втянул в себя сколько мог тяжелой от соли воды, чтобы лишить Наполеона желанного трофея. И уже на краю гибели ощутил резкий толчок в левый бок и скользнувшую по нему кожу какой-то твари — может, акулы. Потом еще толчок, и еще один. Открыв глаза, обнаружил себя посреди стайки дельфинов, игравших с ним, толкая то туда, то сюда. И вдруг понял, что его толкают туда, куда он совсем не хотел, — к поверхности. Родерик принялся лягаться и пинаться, чтобы игривые животные дали ему умереть с миром, но они упорно толкали его твердыми носами к свету дня.