С этой картиной обычно принято связывать три имени: Львова, подсказавшего ее идею, Державина, описавшего только что законченный холст в своем «Видении Мурзы», и Безбородко, от которого исходил заказ, — именно «Екатерина-Законодательница в храме богини Правосудия» и должна была украсить его собрание живописи. Но подсказанная Львовым идея в действительности родилась и увлекла мысль художника задолго до заказа. Левицкий впервые обращается к ней на рубеже 70–80-х годов, и первое решение композиции (вошедшее затем в собрание Третьяковской галереи) — один из самых высоких взлетов мастерства его и вдохновения.

Все здесь охвачено движением — высоко взметнувшийся в широких свободных складках алый бархатный занавес, клубы поднимающегося от ярко разгоревшегося жертвенника дыма, смятый ковер на полу, легкая, удивительно праздничная фигура Екатерины в переливах бледно-желтых тонов атласного драпирующегося платья с отброшенной на спину горностаевой мантией. На мгновенье задержал свой бег по морским волнам парусный корабль с развевающимся за кормой андреевским флагом. Готова продолжить движение руки Екатерина, будто только что выронившая горсть цветочных лепестков. Это та же пауза, за которой должны прозвучать звуки голоса, оживленного, уверенного, утверждающего слова монолога, смысл которого сохранила нанесенная на жертвеннике надпись: «Для общего блага». Отсюда ощущение не парадного портрета, но разыгрывающегося на сцене перед многочисленными и восторженными зрителями действия. И поднятая высоко над жертвенником статуя богини Правосудия — Фемиды увеличивает внутреннюю соотнесенность происходящего с действием античного театра.

Из всех изображений Екатерины, которые писал и продолжал писать по заказам Дворцового ведомства и частных лиц Левицкий, Безбородко выбирает вариант «Екатерины-Законодательницы», но созданная по эскизу картина в целом ряде существенных подробностей не совпадает с первоначальным наброском. Екатерина здесь старше по возрасту, и в основе нового ее изображения лежит тип Р. Бромптона, которым последние три года императрица особенно увлекалась. Выученик Р. Менгса и подражатель Рейнольдса, Бромптон после первого приезда в Россию в 1778 году снова оказывается в Петербурге в 1780-м, усиленно приглашаемый двором. Хотя Грибовский и утверждал, что Екатерина была похожа на всех своих портретах, разница между типами, создаваемыми отдельными мастерами, очень велика.

Бромптон — своего рода англизированный вариант ее внешности, в котором художник подчеркнул удлиненность лица, не скрыл и отпечатка лет. Пышное со сборчатыми рукавами платье эскиза сменяется более строгим по силуэту. Занавес собирается в крупные спокойные складки. Ковер на полу разглаживается. Статичнее становится положение тела и рук. На голове Екатерины маленькая корона перекрывается лавровым венком. И особенно примечательная деталь — андреевский флаг сменяется флагом с жезлом Меркурия. Отказываясь от знаков самодержавной власти — державы, скипетра, большой короны, Левицкий отказывается и от упоминания о военных победах самодержицы. Если она жертвует (обязана жертвовать!) своим покоем ради сохранения законов, то и смыслом ее правления должны стать не завоевания, а процветание мира.

В ответ на восторженные стихи И. Богдановича Левицкий опишет свою картину во всех ее подробностях: «Средина картины представляет внутренность храма богини Правосудия, перед которой в виде Законодательницы ее императорское величество, сжигая на алтаре маковые цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венцом, украшающим гражданскую корону, возложенную на главу ея.