|
Вы надели свои любимые брюки и блузку и спустились по набережной, задержавшись у магазинчиков и киоска, чтобы купить журнал и сигареты. На местной аптеке красовалась вывеска — этакая заикающаяся пагода, а внутри, в комнатушке, пропахшей лекарственными травами, обитали старуха Делькасс в немыслимом красно-зеленом чепце и молоденькая провизорша… вот кого ты на самом деле боялся, хотя говорил только про старуху Делькасс. В аптеке околачивались два сморщенных болтливых покупателя, явившихся за аспирином и желудочными таблетками, они уже уплатили, но уходить не торопились, а разглядывали витрины, пытаясь протянуть время: все-таки здесь интересней, чем дома. Вы повернулись к ним спиной, зная, что в таком тесном помещении слышен каждый шорох, потом поддакнули старухе Делькасс, дескать, погода — благодать, затем попросили у нее пузырек со спиртом, как бы давая последний срок покупателям, которым давно пора было выметаться… а когда старуха принесла пузырек, вы, увидев, что сморчки еще созерцают витрины с детским питанием, сказали как можно тише:
— Мне нужно купить кое-что для сына, он сам не отваживается, да-да, именно, я не знаю, какие у вас упаковки, но не важно, дайте мне парочку, сын сам разберется, что к чему. Комедия, правда? Выпалив все это на одном дыхании, вы первая готовы были признать комизм положения и даже расхохотаться в лицо старухе Делькасс… трескучий попугайный голос, желтый диплом фармацевта, выставленный в витрине… у нас есть поштучно и в пакетиках, по двенадцать и по двадцать четыре штуки. Один из покупателей уставился на вас, словно не веря своим ушам, а другой, старушенция, высовывающая близорукий нос из балахона до пят, засеменила к дверям, лепеча: «Доброй ночи, доброй ночи!» А молоденькая продавщица ей с восторгом в ответ: «Доброй ночи, сеньора Пардо». Старуха Делькасс проглотила наконец слюну и пробормотала, отворачиваясь: — Вы бы себя пожалели, почему не пройти за прилавок? А вы представили Роберто, и вам стало его жаль, он ведь наверняка не отважился бы попросить старуху Делькасс, чтобы та впустила его за прилавок, еще бы, он же — мужчина! Нет (вы сказали или только подумали? Хотя, впрочем, какая разница?!), не понимаю, почему я должна делать секрет или трагедию из-за пачки презервативов, попроси я ее без свидетелей, я бы предала себя, стала бы твоим сообщником и, может, через пару недель снова оказалась бы в подобной ситуации, а этого ты от меня не дождешься, Роберто, хорошенького понемножку, отныне каждый сам по себе, теперь-то я действительно не увижу тебя голым, сынок, этот раз был последним; да, пачку по двенадцать, сеньора. — Они просто остолбенели, — сказала молоденькая продавщица, помирая со смеху, она никак не могла забыть тех покупателей. — Я видела, — кивнули вы, доставая деньги. — Ну конечно, так поступать не принято. Перед тем как переодеться к ужину, вы положили купленную пачку сыну на кровать, и, вернувшись из кино (бегом, потому что уже было поздно), ты, Роберто, заметил на подушке белый пакетик, пошел пятнами и развернул его… и вот — Дениз, мама, впусти меня, мама, я нашел это, ну, то, что ты… Выглядевшая совсем юной в белом декольтированном платье, она стояла спиной, глядя на тебя в зеркало, словно на какого-то чужого, далекого человека. — Да, но теперь выкручивайся сам, малыш, больше я ничего не могу для вас сделать. Вы давно договорились, что она не будет называть тебя малышом, и ты понял, что она решила с тобой посчитаться, причем по-крупному. В растерянности ты подошел к окну, потом метнулся к Дениз, обнял ее за плечи, прижался, покрывая ее спину частыми влажными детскими поцелуями, а вы тем временем спокойно причесывались и искали духи. Почувствовав на коже горячую слезу, Дениз обернулась и мягко отстранила тебя, беззвучно смеясь протяжным смехом немого кино. — Мы опоздаем, дурашка, а ты знаешь, Урсула не любит ждать за столом. |
