Джон кивнул, и Изабель увидела понимание в его глазах. Он знал, насколько тяжело было для нее отказаться от предложенного обмена. Изабель снова вытерла глаза, глубоко вздохнула и, пройдя мимо Джона, вышла из комнаты. Джон некоторое время смотрел на тело, потом закрыл дверь, и они оказались в гостиной квартиры на Уотерхауз-стрит.

Никто из них не заговорил о том странном факте, что спальня Кэти находилась в этой же квартире. Всё это стало частью странного наложения разных времен и пространств. Как и изменение внешности Изабель, ставшей на двадцать лет моложе и даже одетой в привычную для тех лет черную одежду.

В своей спальне Изабель заглянула в шкаф в поисках теплых вещей. Черные ботинки. Черная парка. Черный шарф и перчатки. Она автоматически натягивала на себя одежду, сосредоточившись на собственных мыслях. Джон прислонился к стене и с беспокойством наблюдал, как она одевается.

— С тобой все в порядке? — спросил он, как только Изабель была готова к выходу.

Усталый взгляд без слов выразил ее состояние.

— Не думаю, что когда-нибудь буду в порядке, — ответила Изабель. — Сейчас я хочу пройти через всё это. Я хочу покончить с этим ужасом раз и навсегда.

— А что потом? — спросил Джон.

— Мы ведь не в состоянии определить, как это отразится на нашем мире, не так ли?

Ее взгляд, всё еще усталый и потерянный, встретился с взглядом Джона. Он кивнул и направился к выходу. На этот раз они воспользовались входной дверью и, спустившись вниз, вышли на улицу. Снаружи их встретил порывистый ветер с колючим снегом.

— Нам придется еще раз остановиться по пути, — сказал Джон.

— Как скажешь.

Спустившись с крыльца, Джон смахнул снег с кирпичной ограды небольшого садика, тянущегося вдоль дороги. Несколькими ударами ноги он раскачал один из кирпичей, вытащил его и взял с собой. Изабель молча наблюдала за его действиями.

На Ли-стрит Джон использовал кирпич, чтобы разбить стеклянную дверь ломбарда. Не обращая внимания на взвывшую сирену сигнализации, он открыл дверь и вошел внутрь. Там Джон целенаправленно заглянул под прилавок и вытащил пистолет и коробку патронов. К тому времени, когда в ответ на вой сигнализации раздались звуки полицейских сирен, Изабель и Джон были уже в нескольких кварталах от ломбарда и совершенно не опасались погони. Ветер мгновенно заметал за ними следы, а расстояние было слишком большим, чтобы полицейские могли остановить их по подозрению в краже.

— Ты думаешь, это поможет? — спросила Изабель, когда Джон решил остановиться и зарядить оружие.

Он вставил последний патрон, вытер снег подкладкой своей куртки и засунул пистолет за пояс джинсов.

— Я уже говорил тебе, что Рашкин может умереть, но только если ты вызовешь его в этот сон.

— Я помню твои слова, но не знаю, как это сделать.

— Сконцентрируй на нем свои мысли. Представь его в мастерской. Обратись к нему. Но будь осторожна, не выдай наших намерений.

Весь остаток пути до самой Стэнтон-стрит Изабель была сосредоточена на этой задаче. Она опустила голову, чтобы ветер и снег не так сильно били в лицо, и шла рядом с Джоном, пытаясь не думать о предстоящем чудовищном поступке, а направить все свои мысли на другое. В первую очередь надо заставить Рашкина появиться в студии, потом можно будет решить, что делать дальше.

Изабель вызвала в памяти образ художника, но постаралась не думать о периоде своего ученичества, иначе она не смогла бы скрыть ненависть, возникшую в те годы. Она сосредоточилась на личности художника, создавшего картину «Взмах крыльев», то самое полотно, которое вдохновило ее на занятия живописью и поддерживало в самые трудные моменты жизни. Первый шаг оказался легче, чем она ожидала. Невзирая на все ужасные поступки Рашкина, Изабель без труда смогла отделить личность художника от его творчества, темные стороны характера от бесспорной гениальности.