— Сильнее надо, — не отрываясь от арбуза, посоветовал Жаб.

Лёха ещё раз ударил по двери кулаком, да так сильно, что ушиб руку. Это окончательно разозлило бывшего штурмовика, терпению пришёл конец, и он приложился к дверному полотну уже плечом, да ещё и с небольшого разбега. Хлипкий механизм ручки сломался, и дверь открылась настежь. Комедиант сразу же вошёл в кабинет, по пути начав извиняться:

— Хозяин! Я, конечно, прошу прощения, но мы очень торо…

Фразу Лёха не закончил, и это озадачило Жаба, который сразу же отложил арбуз.

— Лёха! — позвал амфибос друга, вставая с дивана. — Ты чего замолчал?

— Ж-а-а-а-аб! — донёсся в ответ истеричный вопль.

Амфибос в два прыжка преодолел расстояние до двери, заскочил в кабинет и наткнулся на стоявшего в полуметре от порога Лёху. Жаб чуть не сбил товарища с ног и уже собирался выругаться, но передумал, так как его очень удивил вид друга. Мало того, что Лёха, как заворожённый, слегка приоткрыв от удивления рот и немного выпучив глаза, смотрел в дальний угол комнаты, где стояла большая круглая кровать, он ещё и указывал туда пальцем.

Такое поведение было редкостью для бывалого штурмовика, поэтому амфибос промолчал и сделал несколько шагов в направлении кровати. Освещение в VIP-кабинете было минимальным, но оно всё же позволяло разглядеть, как на белоснежном покрывале из шерсти лакфанского козлика, посреди множества разноцветных и разнокалиберных подушек лежал именинник. И, что немаловажно, — лежал он без каких-либо признаков жизни. И это было не удивительно, потому что господин Чылоо был насквозь проткнут бильярдным кием.

— Кальмар всё, — грустно сказал Лёха. — Я, конечно, слышал, что бильярд — травмоопасный вид спорта, но не знал, что до такой степени.

Бывший штурмовик нашёл на стене выключатель и добавил освещения, после чего подошёл поближе к кровати. Он внимательно осмотрел юбиляра, будто хотел окончательно убедиться, что тот мёртв. Впрочем, особо осматривать смысла не было: кий был воткнут господину Чылоо в живот и выходил из кальмара ровно посередине спины. Даже для очень живучих существ такое ранение было критическим, а кхэлийцы особой живучестью не отличались, о чём комедиантам было хорошо известно.

— И вот что я тебе ещё скажу, дружище Жаб, — философски изрёк Лёха. — Это самое фиговое поздравление с днём рождения из всех, которые я когда-либо видел.

— И кто нам теперь заплатит? — спросил амфибос, которого сам по себе факт гибели кальмара сильно не расстроил. — Как бы теперь не замяли это дело.

Бывший штурмовик с интересом и удивлением посмотрел на друга и сказал:

— А говоришь, шутить не умеешь. Врал, что ли, мне всё время?

— Ты же знаешь, врать я тоже не умею, — ответил Жаб. — Как думаешь, нам теперь заплатят?

— Да я об этом сейчас вообще не думаю. Я думаю, как отсюда свалить быстро и незаметно.

— Значит, не заплатят, — негромко произнёс амфибос и тяжело вздохнул.

Жабу очень не хотелось уходить без денег; он нахмурился, ненадолго призадумался и сказал:

— А вдруг кальмар ещё живой? Мы же не знаем, как у него жизненно важные органы расположены. Мало ли.

— Жаб, для тебя две шутки за минуту — это перебор! Ты так за один вечер всю свою карму по юмору спалишь, — сказал Лёха, подошёл поближе к кальмару, внимательно присмотрелся к нему и добавил: — Что-то мне этот кий не нравится.

— Нормальный кий, что в нём может не нравиться? — сказал Жаб. — А вот то, что мы им играли — плохо.