— Значит, любить я, по-твоему, разучилась. Чего бы мне тогда потребовать? — И Катя выжидательно уставилась на кошку. Наама ответила равнодушным взглядом, в котором читалось: а больше ты никогда ничего и не хотела. Так и осталась глупой девчонкой, которая слушала «I have a dream» с твердой верой, что ее dream, исполненная здесь и сейчас, пребудет с нею навеки.

Ну нет, рассердилась Катя, меня игрой в гляделки не проймешь. А уж романтическими бреднями об истинной любви — тем более. Пусть мое сердце наполовину мертво, сын для меня по-прежнему важнее всего. Ему нужен помощник, защитник и… спонсор. Значит, у нее, у Кати, должен появиться богатый, могущественный и любящий муж, который станет опорой для Виктора, когда Катерины… когда Катерина… В общем, когда все кончится.

Все это Катя и высказала в недоуменную кошачью морду на одном дыхании, добавив несколько уточнений: чтобы могущественный и богатый мужчина был однолюб, чтобы не променял Катеринино благоволение на страсть какой-нибудь профурсетки и считал бы себя связанным с ее, Катиной, памятью. Навек. А в честь этой связи опекал бы Катиного сына и Витькину семью, буде она — семья — у Витьки появится.

— Неглупо! — уважительно хмыкнула кошка, подняла лапу, выпустила агатово сверкнувший коготь и поскребла щеку. — И ходить далеко не надо, мужчина уже здесь, в соседней комнате.

— Дрюня? — едва не расхохоталась Катя. — Он что, разбогатеет на своих банках с дырками? Тоже мне олигарх!

— Вместо банок я ему подарю изобретение получше. — Наама хитро прищурила глаз. — Виктор поможет ему в работе, они начнут свое дело, препятствия я уберу. Хочешь, чтобы этот человек тебя полюбил — пожалуйста, ему нетрудно. Он вообще женским вниманием не избалован, считает, что ты добрая и чистая душа, до любви тут рукой подать. Второй такой он не найдет, да и искать не станет. За сына твоего встанет горой и еще судьбу благодарить будет, что ты пару лет была рядом и оставила память в виде сынули. Ну что, по рукам?

— Не слишком ли ты зарвался, голодный дьявол? — прозвучало за Катиной спиной.

Медленно-медленно, точно преодолевая сопротивление морского прибоя, Катерина развернулась. Перед ней стоял Дрюня-Анджей, весь залитый серебряным блеском заходящей луны. Серебром горело его лицо, серебром текли неровно подстриженные волосы, серебряной казалась одежда. И глаза его были серебряными — без радужки, без зрачка, сплошной белый свет, ослепительный и пугающий.

— Цапфуэль, ангел луны, — поморщилась кошка. — Зачем ты здесь?

— Чтобы спасти эту женщину от тебя, Наама, мать демонов и обманов. — Тот, кого Катя принимала за сына своей тетки, тяжело, будто древний старец, опустился в кресло напротив кровати. Пятно лунного света сползло с его лица и груди, но сияние их не погасло. — Так что ты говорила о моей любви к ней? Продолжай, я слушаю.

И тут Катерине в голову ударила жаркая волна, как в детстве, когда ее ловили на вранье и вал насмешек грозил похоронить маленькое, тщедушное Катино тело. Всхлипнув, она сползла в спасительный обморок и ничего больше не слышала.

* * *

За всю жизнь Катя падала в обморок трижды. И помнила: обморок — нирвана, бережно принимающая в темные мягкие ладони искру человеческого разума. Никто и ничто не в силах пробиться сквозь сомкнутые пальцы нирваны, никакие видения, голоса и ощущения не потревожат ее гостя. Обморок означал то же, что и выражение «благие небеса».

Однако сейчас Катерине совсем не хотелось уходить в темноту, не узнав, о чем договорятся между собой кошачий и лунный демоны, один из которых — ангел.