Дважды он стрелял через шахтные стволы по воинам, шедшим по коридорам.

Но он не мог бегать достаточно быстро, чтобы прикрыть все шахты, а король явно не считался с потерями. В шахтные стволы, куда совались первоначально, лезли вновь, а огни и звуки указывали, что лезли и в другие.

Кикахе пришлось бросить все оружие, кроме своих ножей, чтобы подняться еще по одной вертикальной шахте. Он намеревался найти дорогу к отверстиям, выходившим наружу.

Там, высоко на поверхности горы, на улице Смешанных Благословений, ему, возможно, удастся сбежать.

Однако фон Турбат наверняка должен это знать.

Он расставит по всем улицам лучников.

Если бы только он мог скрываться от солдат здесь, в сети туннелей, до темноты, то ему, возможно, удалось бы проскользнуть по нефритовой скале, то есть он мог бы сделать это, будь там орнаментальные выступы, что облегчило бы его задачу.

Его стала мучить сильная жажда. Он все утро не пил воды, ибо был охвачен жаждой познаний. Теперь потрясение, бой и беготня иссушили его. С нёба у него падала густая сталактитовая слюна, а горло, казалось, наполнено пустынным галечником, выбитым копытами верблюда.

Если понадобится, он может протянуть остаток дня и ночь, но ослабеет. Следовательно, он должен добыть воду. А поскольку существовал только один способ добыть ее, именно этот способ он и выбрал.

Он прокрался обратно к шахте, по которой только что поднялся, но остановился в нескольких футах от неё и улыбнулся. Что это с ним случилось? Он испытал слишком большое потрясение, его обычная хитрость и не скованное условностями мышление оказались на время выжатыми из него. Он прошел мимо шанса на спасение.

Выбирать такой путь было безумием, но сама его ненормальность служила для него лучшей рекомендацией и фактически делала успех мало вероятным. Если только он не додумался слишком поздно!

Спуск был легким. Он бросился к куче доспехов.

Солдаты еще не приблизились к этому отверстию, они, должно быть, по‑прежнему поднимались по шахтам подальше от этой.

Кикаха снял с себя тишкетмоакскую одежду и запихал её в кольчугу внизу кучи.

Он поспешно надел доспехи, хотя ему и пришлось поискать для себя достаточно большие кольчугу и шлем.

Затем он нагнулся над отверстием и окликнул солдат. Он в совершенстве умел имитировать чужую речь, и хотя прошло несколько лет с тех пор, как он слышал эгесхэймский диалект немецкого языка, он воскресил его без труда.

Расположившиеся внизу солдаты заподозрили обман. Они были, в конце концов, не так уж и тупы. Однако они и представить не могли, что случилось на самом деле. Они думали, что Кикаха, возможно, пытается заманить их в пределы досягаемости своих стрел.

– Их унтершликрум Хаинс Гимбат! – крикнул он. – Я капрал Генрих Гимбат!

Хаинс было обычным именем в Дракландии, а Гимбат – туземной фамилией, как большинство фамилий, кончающихся на «бат». Фамилия Гимбат была особенно распространена в том районе Дракландии среди низших классов, являвшихся смесью аборигенов и немцев. Среди завоевателей должно обязательно найтись несколько солдат с таким именем.

В поле зрения Кикахи вышел сержант и остановился, подняв голову и вглядываясь в ствол шахты.

– Во ист де трикменш? (Где Обманщик?)

– Хир эн ист натюрлих. Их хап друсс. (Здесь его, конечно, нет. Я изнываю от жажды.)

– Франк зур фир де васс? (Ты просишь воды? В такое время?) – взревел сержант.

Просьба была искренней, но она также была именно тем, что снимало с Кикахи подозрение. Пока сержант бушевал внизу, факелы с обоих концов туннеля объявили о подходе уже поднявшихся солдат. Кикаха покинул отверстие шахты и обратился к офицеру новоприбывших.