Мы изобразили добродушные улыбки, стимулируя его к продолжению рассказа.

— А потом оказалось, что действительно, наше дело прошло замечательно. Ни единой шероховатости. Прямо перед тем, как вызвать нашего последнего эксперта, который должен был разъяснить методику пользования щипцами при приеме родов, я попросил доктора, — он выступал в качестве свидетеля противной стороны, — ответить на несколько процедурных вопросов, а напоследок задал обычный, «гвоздевой»: «Если бы ситуация повторилась, вы бы действовали точно так же?» «Нет, если учесть, к какому результату это привело», — говорит он. Ну что ж, справедливо. Следом должна была выступать защита, а перед этим обе стороны обычно обращаются к судье с напутствием вынести справедливый вердикт — стандартная процедура, — а потом, разрази меня гром, Хоумер Гаерфойл объявляет, что удовлетворяет мой иск. Представляете, я побеждаю техническим нокаутом! «Доктор сам признал свою вину, — пояснил Хоумер, — сказав, что в аналогичной ситуации не стал бы снова использовать щипцы». Даже я не предполагал подобного исхода, что же говорить об остальных! Франча, наверное, чуть инфаркт не хватил. Но теперь можно обсуждать только сумму компенсации, и у него не было иного выбора, как пойти на мировую. Сошлись на том, что страховая компания выплатит миллион четыреста тысяч. А нам с Мортоном досталось почти полмиллиона. Через два дня я опять у Гаерфойла уже по другому делу, объясняю существо иска, а он вдруг берет меня под руку и приглашает к себе в кабинет. Мол, на минутку. «Ну как, — интересуется, — мистер Фивор, довольны результатом?» И так далее, трали-вали. А у меня то ли мозги совсем ссохлись, то ли еще что. Ну, в общем, не просек. Я, значит, вроде, мол, спасибо, судья, спасибо большое. Я вам очень благодарен, такое трудное дело, вы так напряженно работали. А он смотрит на меня странно, очень странно. «Хм, в таком случае, мистер Фивор, до встречи». А в уик-энд на какой-то семейной вечеринке этот человек Брендана, Косиц, отводит Мортона в угол и говорит что-то вроде: «Что ж это вы, ребята, так обидели Хоумера Гаерфойла? Мы его очень даже уважаем. А вы… ай-яй-яй, нехорошо. Я уверен, он знает, что ты племянник Брендана. Нам не нравится, что вы не отнеслись к нему с должным уважением». В понедельник мы с Мортоном сидим в офисе, смотрим друг на друга. Что значит обидели? При чем тут уважение? Догадайтесь, что затем произошло. Я пришел за официальным судебным предписанием по этому делу, а Гаерфойл, оказывается, его не подписал. Говорит, что все снова хорошенько обдумал и решил назначить повторное слушание, поскольку правильнее было бы, чтобы ответственность доктора подтвердили присяжные. Даже Франч поразился, ведь во время слушания судья проявил к его доводам абсолютную глухоту, когда он требовал этого же самого. Итак, нам светило повторное слушание, но уже с присяжными. Когда я уходил, судебный пристав, отличный парень Рей Зан, многозначительно посмотрел на меня и покачал головой. И вот только после этого мы с Мортоном, двое тупиц, начали кумекать. Черт возьми, Мортон, ты думаешь, он хочет денег? Ага, Робби, я думаю, ему захотелось немножко денег. Кто-то же должен финансировать его новую светскую жизнь. Мы разошлись, а на следующее утро Мортон приходит ко мне и говорит: «Нет. Это исключено. Я на такое никогда не пойду. Никогда». Оказывается, он всю ночь не спал. Я пытался его уговорить, но куда там! Мортон разражался бранью целых три раза. Для него это запредельный рекорд. Я пытался его успокоить, но он вырвался и убежал, напоследок крикнув, что, мол, лучше тюрьма, чем это. Вот такой он, Мортон! Нервы как спагетти. Не поверите, когда он впервые попал на судебное заседание, то от напряжения упал в обморок.