Тогда Садовский приглушенно засмеялся, оглянувшись на друзей-студентов, плавно закружил Лиду.

– Танцуем, танцуем, друзья! – лихо выкрикнула она.

Пели концертные скрипки, ухали на сгибах такта медные тарелки, подвывал саксофон; вальс-бостон переполнял клуб, вытекал из окон, медленно сочился по притихшей деревенской улице. Над Яей млели рясные сенокосные звезды, луна висела над двухэтажной школой церковным колоколом. Упоительно, словно в лад с вальсом, квакали в болотце лягушки.

3

Утром над веселой деревенькой Яей веером топорщились солнечные лучи, над рекой они хороводились снопами, а над болотами ходило-похаживало само солнце. Красивое было утро, словно нарисовал его щедрый, но безвкусный художник, предпочитающий всем краскам киноварь и ядовитую зелень.

В пятом часу утра, когда цвета линяли, бой солнечных пологих лучей приглушивался, на хозяйском дворе в дешевом тренировочном костюме делала утреннюю зарядку Лида Вараксина. Она выполняла физкультурный комплекс для молодых женщин, занятых умствеппым трудом, – старалась развивать руки и спину, мышцы шеи и брюшной пресс, так как именно эта группа мышц важна для тех, кто много сидит, пишет и читает. Одновременно с этим комплекс «Утренняя зарядка для молодых женщин, занятых умствеппым трудом» улучшал сон и фигуру, повышал аппетит и жизнерадостность.

Зарядкой Лида занималась сосредоточенно, углубленно и энергично; с трудолюбивым выражением на лице она ходила па месте и разводила руки, старательно дышала широким носом, с легкостью крестьянки, привыкшей работать в наклонку, снижала голову к коленям и до предела изгибалась назад. У нее было такое выражение лица, с каким жепщины стирают белье или жнут рожь.

Лида занималась гимнастикой, а на нее из небольшого загончика призывно глядела хозяйская корова Зорька, которой скоро предстояло доиться и идти в стадо. Наблюдая за тем, как Лида машет руками и ногами, Зорька вздымала морду, трясла кудрявым чубчиком и тонко мычала. Когда же Лида делала короткую передышку, корова затихала и смотрела на Лиду тихими, упрашивающими глазами.

Закончив комплекс, Лида окатилась из ведра холодной водой, умыла руки и лицо, растеревшись полотенцем, поднялась на крыльцо, чтобы снять с деревянного штыря подойник и желтую марлю. И как раз в этот момент из дома вышла Лидина хозяйка, зевнув, остановилась в дверях.

– Доброе утро, Лидушка! – дозевав, ласково сказала тетя Фрося и удивленно расширила глаза. – Зорька-то, Зорька! Ты гляди, что делается!

Еще расширив глаза, хозяйка тетя Фрося шумно всплеснула руками и тяжело брякнулась толстым задом на крыльцо.

– Это чего же делается! – воскликнула она. – Да это рази Зорька, это же совсем друга корова!

Тетя Фрося удивлялась тому, что комолая Зорька, самая скандальная корова в деревне, из загона тянулась к Лиде и все норовила лизнуть ее мокрым шершавым языком, а на хозяйку тетю Фросю сердито косилась. Чем это объяснить, тетя Фрося не знала, но Зорька, которую редко удавалось выдоить до конца, приняла Лиду в первое же утро, когда новая квартирантка, наглядевшись на художества Зорьки, вдруг рассерженно вышла из своей комнаты. Сначала хозяйка испугалась за интеллигентную квартирантку, закричала, чтобы побереглась комолой головы и острых копыт коровы, но Лида прямиком подшагала к Зорьке, пошлепала ее рукой по влажной морде и строго посмотрела корове в девичьи глаза.

– Все бы баловалась! – низким голосом сказала Лида. – Тебя облегчают, а ты куражишься. Ну-к, тетя Фрося, дай мне подойник!

Тут и произошло чудо, о котором через полчаса узнала вся деревня: Лида взяла у тети Фроси подойник, шумнув на Зорьку еще раз, преспокойненько села на скамеечку и сильными, короткими, властными пальцами выдоила корову до самого донышка.