— Хорошо. Как скажете, — согласился Борис.

Геннадию снимать ничего не пришлось, он был в шортах и футболке.

Поднимая за собой пену, катер на подводных крыльях полетел по волнам, едва их касаясь. Когда берег превратился в узкую голубоватую полоску, Чаров выключил двигатель, сбросил якорь и сел напротив братьев.

Несмотря на то что старшему стукнуло пятьдесят один, а младшему сорок семь, братья выглядели, как тренированные спортсмены с крепкой мускулатурой и без складок на животе. Вряд ли таких парней могло устраивать положение, в котором они находились, а главное, что в их статусе невозможно рассчитывать на рост карьеры. Антон и в семьдесят лет останется секретарем, а Борис стряпчим. Ни собственного дела, ни полноценной семейной жизни. Их можно было понять и Чаров понимал их, как никто другой. Став мужем графини, он автоматически превращался в такого же слугу. Разница лишь в том, что он был любимой игрушкой, а эти двое — заброшенными в ящик с хламом. Но Чаров все-таки оставался холопаем. Профессия охотника за сокровищами, выполняющего заказы хозяев, немногим отличала его от обслуживающего персонала, подобного братьям Берто. Просто у него были развязаны руки.

Вывод напрашивался сам собой. Эти трое могли между собой договориться ради одной цели: получить свой кусок пирога, о котором многие и мечтать не могут. Все зависело от амбиций каждого и умения идти на компромиссы.

— Итак, господа, — первым начал Чаров, — ваша идея поговорить со мной или сговориться, называйте как хотите, пришла вам в голову после появления последнего завещания графини Ростопчиной, по которому все ее состояние переходит в мое распоряжение в случае ее безвременной кончины. Хороший шанс изменить положение дел до неузнаваемости. Особенно, если другие претенденты на наследство уже лежат в земле.

— Вы смелый человек, Геннадий Устиныч, — удивленно сказал Борис. — Берете быка за рога, не дав никому опомниться.

— Здесь нас никто не слышит, кругом море. Можно говорить, не опасаясь посторонних ушей. Так что, какая разница, кто из нас первым назовет вещи своими именами. Я знаю, каким оружием вы владеете. Я у вас на крючке. По французскому законодательству я мошенник и аферист, использую подложные документы. Но и тебе, Борис, не поздоровится, когда суд узнает, что все оформлял ты, пусть даже по приказу своего работодателя. Это я могу прикинуться дурачком. Мол, «нашим вашим не понимашен», в итоге меня выкинут из страны и даже сажать не станут. А ты, юрист, куда денешься? Ну ладно. Пугаю! Идея мне ваша понятна. Пока жива Катя, вам ничего не обломится. Если она умрет, вам тоже радости не прибавится. Когда появилось это злосчастное завещание, вы смекнули, что к чему: со мной можно договориться. Не по-хорошему, так по-плохому. Вступительную речь я закончил, открыв вам простор для рассуждений вслух. Ваш ход, господа.

Пауза длилась не больше минуты. Говорить мог только Борис, Чаров это понимал. Антон в партии играл роль пешки, присутствовал так, для видимого преимущества, да и то количественного, а не качественного.

— В общих чертах вы поняли нас правильно, месье Пуартье. Если наше согласие будет обоюдным, то мы обойдемся без шантажа. Устранение препятствий в лице Екатерины Федоровны не вопрос. Вопрос в долях, на которые каждая сторона может претендовать. Наше предложение: раздел наследства по равным долям. То есть, на три части. Вы получаете треть. И поверьте, это серьезная цифра, учитывая ваш незначительный вклад. Мы же работали на семью всю свою жизнь.

— Прежде чем говорить о долях, я должен получить полный список имущества — недвижимости, прибыли с предприятий, фамильных драгоценностей. Только тогда я смогу оценить в материальном плане ваше предложение.

— Хорошо.