— Хотя я с удовольствием дал бы ему задание. Ничего связанного с насилием или риском, конечно, но для рутинного сбора развединформации он был все еще очень высококлассным специалистом. Ты должна понять, Эрика, — отставка — его выбор, не наш.
— Что?
— Ты хочешь сказать, что не знала об этом? Эрика тряхнула головой.
— Несмотря на его возраст, я мог бы обойти некоторые правила и оставить его в разведке, — сказал Миша. — У нас не так много талантов, и мы не можем позволить себе разбрасываться специалистами. Но он попросил об отставке. Он требовал ее.
— Не понимаю, — сказала Эрика. — Работа была его жизнью. Он любил свое дело.
— Не спорю. Он любил свою работу и свою страну.
— Но, если он так любил свою страну, — спросил Сол, — почему он решил жить здесь? В Вене? Не в Тель-Авиве или Иерусалиме?
— Нас это беспокоило, — согласилась Эрика. — Сол договорился со своим агентством, что, если он будет оставаться в стороне, они оставят его в покое, и другие службы тоже. Но мой отец не был вынужден жить здесь. Мы не один раз просили его жить с нами вместе, чтобы он мог видеть, как растет его внук. И он каждый раз отказывался. Я этого никогда не понимала. Комфорт современной жизни никогда для него ничего не значил. Пока у него был табак и горячий шоколад, он мог быть доволен жизнью в любом месте.
— Возможно, — сказал Миша.
— Ты что-то нам не договариваешь? — спросила Эрика, глядя ему в глаза.
— Ты просила меня описать все еще раз, что ж, пожалуйста. После того, как твой отец не пришел, согласно расписанию, в кафе утром, а потом и вечером, хозяин кафе — Сол был прав, это наш человек — послал оперативника, который работает вместе с ним, домой к твоему отцу, отнести сэндвичи и горячий шоколад — так, будто он заказал их по телефону. Оперативник постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал еще раз. Подергал за ручку. Дверь была не заперта. Оперативник приготовил на всякий случай пистолет и вошел в квартиру — она была пуста. Простыни, — Миша указал на дверь в спальню, — были натянуты и подоткнуты на военный манер.
— Отец всегда так заправлял постель, — сказала Эрика. — Он любил порядок во всем и, как только вставал, сразу убирал постель.
— Верно, — сказал Миша. — Это означает, что отец не ложился спать после того, как в последний раз вечером посетил кафе, либо убрал постель утром в день исчезновения и потом по каким-то причинам не пришел, как обычно, выпить чашечку горячего шоколада.
— Итак, интервал — двадцать четыре часа, — сказал Сол.
— Оперативник поначалу решил, что с Йозефом что-то произошло по пути домой или из дома. Допустим, дорожно-транспортное происшествие. Но нив полиции, ни в больницах о нем нет никакой информации.
— Только что ты сказал “поначалу”, — сказал Сол. Миша отвел глаза.
— Ты сказал — оперативник поначалу решил, что с Йозефом что-то произошло вне квартиры. Почему оперативник изменил свое решение?
Лицо Миши передернулось, как будто от боли. Он потянулся к карману пиджака и достал оттуда два предмета.
— Это оперативник нашел на кофейном столике.
Эрика застонала.
Сол повернулся, встревоженный ее неожиданной бледностью.
— Две любимые трубки моего отца, — сказала Эрика. — Он никогда никуда не ходил, не взяв с собой хотя бы одну из них.
— Значит, если что-то случилось, это случилось здесь, — произнес Миша.
— И он ушел не по своей воле. |