«Не забывай!»

Я крепко зажмуриваюсь. Мне не хочется думать об ужасной смерти моей старшей сестры по мужу… Ее кожа покрывается синяками и разлагается. Ее глаза меркнут… Мне просто хочется притвориться — хотя бы на несколько минут, — будто с ней все в порядке. Однако не могу избавиться от чувства, что Дженна пытается меня предостеречь — я не должна чувствовать себя уютно в этом опасном месте! Ощущаю, как от ее смертного одра пахнет лекарством и разложением. Запах усиливается по мере того, как я погружаюсь в сон.

Занавеска шелестит, заставляя нити бусин у входа мелодично перестукиваться, и я стремительно прихожу в себя.

Габриель. С ясным взглядом, уверенно стоящий на ногах. На нем плотная черная водолазка, джинсы и вязаные носки. Так одеваются охранники мадам.

Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга так, словно были разлучены на целый век… Может, это и правда. С тех пор как мы сюда попали, он был недосягаем из-за «ангельской крови», а меня постоянно забирала с собой мадам.

Я спрашиваю:

— Как ты себя чувствуешь?

А он одновременно со мной произносит:

— Ты такая…

Я сижу посреди моря декоративных подушек, он опускается рядом со мной. При свете фонарей становятся видны огромные мешки у него под глазами. Когда я уходила от Габриеля утром, мадам строго приказала Сирени прекратить вводить ему «ангельскую кровь». Но в тот момент он еще спал, и его губы шевелились, бормоча слова, которые я не могла понять. Сейчас цвет лица у него лучше. На самом деле щеки у него горят. В палатке тепло и душно благодаря множеству благовонных палочек, которые зажгла Сирень, и жаркому сахаристо-сладкому запаху свечей, закрепленных в фонарях.

— Как ты себя чувствуешь? — снова спрашиваю я.

— Нормально, — отвечает он. — У меня были странные видения, но теперь все прошло.

Руки у него слегка трясутся, и я накрываю их ладонью. Кожа немного влажная, но не такая, какой была, пока он лежал без сознания, дрожа всем телом. Одно только воспоминание об этом заставляет меня прильнуть к нему.

— Мне так жаль, — шепчу я. — Я пока не придумала, как нам отсюда выбраться, но, кажется, мне удалось выгадать время. Мадам хочет, чтобы я выступала.

— Выступала? — повторяет Габриель.

— Не знаю… Вроде с какими-то танцами. Могло быть и хуже.

На это он ничего не отвечает. Мы оба понимаем, что именно делают здесь другие девушки.

— Должен быть какой-то способ выбраться за ворота, — шепчет Габриель. — Или…

— Тс-с! Кажется, шум возле входа.

Мы напряженно прислушиваемся, но почудившееся мне шуршание больше не повторяется. Возможно, это ветер, или же мимо пробежала одна из девиц мадам.

На всякий случай я переключаюсь на менее опасную тему.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Какая-то малышка ждала, пока я проснусь. Она дала мне эту одежду и велела искать красную палатку.

Ничего не могу с собой поделать, обнимаю его за шею и прижимаюсь всем телом.

— Я так волновалась!

Ответом становится нежный поцелуй в шею. Руки Габриеля разглаживают мои упавшие на плечи волосы. Было невыносимо лежать ночью рядом и ощущать в нем пустоту тряпичной куклы, видеть обрывки снов с леденцами «Джун Бинз» на серебряных подносах, с изгибающимися коридорами особняка и дорожками лабиринта, которые никогда не приводили меня к нему, к Габриелю.

Чувствую его тело. Это будит во мне жадность, заставляет наклонить голову, чтобы поймать губами предназначавшиеся шее поцелуи. Я откидываюсь на подушки, которые гремят бусинами, и увлекаю Габриеля за собой.