— Заткнись! — рычит мне в ухо мужчина… подросток.

Старуха бренчит фальшивыми драгоценностями, усеивающими ее запястья, словно большие стеклянные насекомые.

— Выведите ее на свет, — приказывает она.

Меня втаскивают в радужно-полосатый шатер, где потолок увешан раскачивающимися фонарями. Девицы-жуки разбегаются. Чтобы лучше рассмотреть, старуха хватает меня за подбородок и заставляет запрокинуть голову. Потом плюет мне на щеку и размазывает слюни, стирая кровь и песок. Ее ужасные черные глаза загораются от радости, она объявляет:

— Златовласка. Да, именно так я тебя назову.

От дыма у меня начинают слезиться глаза. Хочется плюнуть ей в лицо в ответ. Девушки в шатре протестующе стонут, а одна из них поднимает голову.

— Мадам, — произносит она. Глаза у нее апатичные и мутные. — Солнце уже зашло. Пора.

Старуха отвешивает ей оплеуху и все тем же спокойным тоном говорит, рассматривая свои унизанные кольцами пальцы:

— Ты мне распоряжений не отдаешь. Это я тобой распоряжаюсь.

Девушка отступает к остальным.

Габриель выплевывает кровь. Охранники ставят его на ноги.

— Отведите ее в красную палатку, — приказывает старуха.

Я обвисаю и упрямо отказываюсь двигать ногами, но это ничего не дает: двоим парнишкам без труда удается меня уволочь.

«Вот и все, — думаю я. — Габриеля ждет смерть, а меня эта старуха намерена сделать одной из своих проституток». Я могу только предполагать, кто эти девушки из красной палатки. Побег был таким трудным, Дженна потратила столько усилий на то, чтобы мне помочь, и все ради одного, ради свободы! А теперь — новый ад.

Огромная красная палатка освещается фонарями, подвешенными к низкому потолку. Об один из них я ударяюсь головой и, когда охранники меня отпускают, падаю на холодную землю.

— Никуда не уходи, — говорит парнишка, сантиметров на тридцать ниже меня ростом.

Он откидывает полу побитого молью пальто, демонстрируя пистолет в кобуре. Второй парень смеется, и они уходят. Я вижу, как они застегивают молнию шатра, слышу их издевательский смех.

Осматриваюсь в поисках отверстия, через которое можно было бы протиснуться, но ткань надежно прикреплена к земле, а большая часть периметра заставлена мебелью. Отполированные старинные бюро и сундуки, на которых нарисованы картинки с изображениями шипящих драконов, цветущих вишен, беседок и темноволосых женщин, мрачно смотрящих на воду. Антиквариат из какой-то восточной страны, которая давным-давно исчезла. Роуз понравились бы эти вещи. Она смогла бы рассказать о том, что опечалило темноволосых женщин, проложила бы между цветущими вишнями тропинку, которая привела бы ее туда, куда ей захотелось попасть. На мгновение мне кажется, что я вижу то же, что увидела бы она, — бесконечный мир.

— Ну вот, — говорит старуха, возникшая словно из ниоткуда, и заставляет меня сесть в одно из двух кресел, поставленных по обе стороны стола. — Давай-ка на тебя посмотрим.

Дым лентой тянется из длинной сигареты, зажатой в морщинистых пальцах. Старуха подносит ее к губам, затягивается, а когда снова начинает говорить, то дым вырывается у нее изо рта и ноздрей.

— Ты не отсюда. Я бы тебя приметила.

Ее глаза — накрашенные с такой же щедростью, с какой увиты браслетами ее руки, — встречаются с моими. Я отвожу взгляд.

— Какая радужка! — восклицает она, наклоняясь ближе. — У тебя уродство?

— Нет, — отвечаю я, заставляя себя сдержать ярость, потому что у палатки дежурит паренек с пистолетом, а Габриель все еще во власти этой женщины. — И мы не шпионы. Я уже много раз вам говорила. Мы просто не туда свернули.