Маму Раисы Люся знала. Она преподавала у них в училище английский язык. В языках Людмила Ковалева не была сильна и до сих пор своего бывшего преподавателя побаивалась. Так вот, Раечкина мама считала, что Ваня не подходит ее дочери, он совсем простой парень, к тому же он-то зрячий, и вскоре ему, такому молодому, надоест возиться со слепой супругой…

– Поживете пару лет, и найдет он себе помоложе, да к тому же зрячую! – таков был сокрушительный материнский аргумент против Ванечки. – А я уж не та, все прихварываю… Помру вот, как ты одна-то останешься? Неровен час, еще и с ребенком? А за Оскаром Андреевичем ты как за каменной стеной век проживешь, он, кроме тебя, и знать никого не захочет… Ты не такая, как все, тебе сломя голову нельзя, у тебя расчет должен быть!

Выслушав историю массажистки, Люся содрогнулась. Ей ужасна была сама мысль о том, что можно родиться слепым, никогда не увидеть неба, солнца, птиц… Но, быть может, и правда, чего не знаешь, о том не жалеешь? В конце концов, она сама – так ли часто смотрит в небо? Быть может, не так уж и плохо ощущать небо – как зачарованную бездну над головой, солнце – как нежную ласку тепла на лице, а птицу – как ее песенку, короткую и прелестную? Можно ли жить без зрения? Да. А без любви?

– Раечка, ну а вы-то сами? Вы сами – кого из них любите?

Всегда такая сдержанная, массажистка зашмыгала носом и созналась, что любит Ванечку. Он веселый и добрый. И Раиса уверена, что он никогда ее не бросит!

– А и бросит потом, так что же? Хоть буду знать, что и в моей жизни была любовь, недолго, но была, хоть капелька-а! И пусть ребенок! Сама подниму, я все умею, со всем сама справляюсь!

– Раечка, прекратите реветь, вы же заболеете! Зачем так себя настраивать? Что значит «сама подниму», если вы уверены, что Ваня вас не бросит?

– Ни за что не бросит! А это я так, потому что мама говорит…

– Я думаю, что замуж все-таки вам выходить. И с мужем жить – вам, а не маме. При всем моем к ней уважении… А для ее спокойствия скажите ей, что при ваших исключительных внешних данных вы всегда сможете выйти замуж по расчету, а пока есть любовь – нужно выходить по любви!

А через пару месяцев Люся была свидетелем на свадьбе Раисы. И невеста тонула в облаке длинной фаты. И жених, совершенно обалдевший от счастья, кидался целовать то ее, то свидетельницу. И новоиспеченная теща, поздравив молодых, от души обняла Люсю, так что у той косточки хрустнули. Потом, уже во время застолья, шепнула ей, уведя в уголок:

– Спасибо вам, Людмилочка. Мне ведь Раиса все рассказала. Я сначала расстроилась, не хотелось Оскара обижать. Такой уж он галантный, большое впечатление на меня произвел. Дай, думаю, сама к нему схожу, поговорю, извинюсь. Пошла в их артель. А его там нет, сидит девушка, что-то типа секретарши. Разговорилась я с ней, то да се, как работается. Начальник, говорю, у вас такой обходительный. А она хихикает. Да, говорит, он уж тут всех работниц обошел, вот какой обходительный. Иные девки от него горючими слезами плачут, иные ничего против не имеют. Одна-то вон седьмой месяц дохаживает, а он все не уймется никак. Да еще, говорит, жениться собирается, кобелина-то ненасытная! Тут я и ахнула! Так что поклон вам низкий, кабы не вы, так и не знаю, что было бы!

Люся, смущаясь, кланялась в ответ.