Ее широко расставленные глаза были круглыми и светлыми. Глаза — живые драгоценные камни, заполненные фиолетовым пламенем. Лоб — широкий и низкий. Изящный, удлиненный нос с несколько расширенными ноздрями. Маленький остроконечный подбородок. И маленький, в форме сердечка рот. Ярко-алые губы.

На узкие, детские плечи стекали вьющиеся, отливающие серебром волосы. Волосы челкой в форме стрелы ниспадали на лоб. Это придавало лицу ту же форму, что у губ, — форму сердца. Сердца, нижней точкой которого был заостренный подбородок.

Маленькие, заостренные, глядящие вверх груди.

Лицо, шея, плечи, грудь были жемчужного, со слабым отливом розового, цвета.

И сразу под высокой грудью — змеиные кольца.

Кольца, наполовину скрытые шелковыми подушками. Множество толстых колец. Кольцо на кольце, покрытые блестящими, в форме сердечек чешуйками. Каждая чешуйка — как изысканной работы драгоценность, вышедшая из рук волшебника-ювелира. Опаловая, перламутровая.

Острой точкой подбородок притаился в маленьких, будто детских руках. Словно детские, были тонкие руки, локти с ямочками, опирающиеся на самое верхнее кольцо.

На ее лице, одновременно и женском, и змеином, и еще каком-то, и не женским и не змеином, соседствовали внушающая благоговейный страх мудрость и превосходящая всякое понимание скука…

Женщина-Змея. Возможно, память о ней (или о ее сестрах) и послужила источником легенд о принцессах Нага, чья мудрость воздвигала исчезнувшие города кхмеров в джунглях Камбоджи. И — может быть — источником тех постоянно повторяющихся рассказов о Женщинах-Змеях, что имеются в фольклоре любой страны.

Может быть, даже есть крупица правды в легенде о Лилит, первой жене Адама, вытесненной Евой.

Итак, Грейдон видел ее. Он полагал, что видел. Снова и снова он задавал себе вопрос, мучивший его, была ли она на самом деле такой, как показалось ему, или он видел ее такой, какой она хочет, что он ее видел.

Его поразила красота этого маленького лица в форме сердца, ее сверкающие серебряным сиянием волосы, ее детская прелесть.

Он не обращал внимания ни на ее змеиные кольца, ни на то, что она — монстр. Будто она принесла ему в душу и затронула некую тайную струну, не звучавшую с момента рождения.

И в этом сне (если это был сон) Грейдон знал, что она осведомлена обо всем этом и что это ей очень приятно. Глаза ее стали мягче, и она с грустной задумчивостью посмотрела на него. Она кивнула Грейдону. Подняла и прижала ко лбу маленькие руки. Затем странным плавным жестом опустила их, склонила ладони, будто выливала что-то из них.

Позади нее стоял трон, вырезанный, казалось, из сердцевины гигантского сапфира. Трон был овальный, десяти или более футов высоты и с углублением наподобие раки. Он стоял на колоннаде молочно-белого кристаллического камня. Вернее, находился внутри раскрывающегося чашечкой верхнего конца этой колоннады. Трон был пуст, но вокруг него распространялось слабое сияние.

У его подножия находилось шесть тронов поменьше. Один был красный, еще один черный, словно вырезанный из агата. Между этими двумя — четыре золотисто-желтого цвета.

Коралловые губы Матери Змей раскрылись. Быстро высунулся и лизнул губы алый язык. Говорила она или нет, но Грейдон ее слышал.

— Я помогу этому человеку. Суарра любит его. И он нравится мне. За исключением Суарры, меня не интересуют те, кто живет в Ю-Атланчи. Дитя мечтает о нем… Пусть будет так! Я все больше устаю от Ластру и его банды. Поскольку был уже случай, когда Ластру приблизил Тень Намира, которого они называют Повелителем Тьмы, ближе, чем мне хотелось. Кроме того, он хочет заполучить Суарру. Он ее не получит.

— Согласно древнему договору, — сказал Повелитель Глупости, — согласно этому договору ты не можешь использовать свою мудрость, Адена, против кого-нибудь из Старой Расы.