- Я, конечно, не могу судить сам о сходстве, лапочка, но если в целом реакция связана каким-то образом...
- Чья реакция?
- Мэдди, например. Боюсь, ты потрясла ее до глубины ее.., светской души.
Ему бы только упрекать ее - хлебом не корми, хотя пора бы ей уже привыкнуть.
- А что остальные?
- Майя почти ничего не сказала, только улыбалась особенной, чисто женской улыбкой, - подчеркнул он. - Реакция твоего отца была интересной...
У нее было сильное желание спрятаться под кровать, но она все-таки выдавила:
- Интересной?
- Во всяком случае, его слова, если я их верно понял. Он сказал: "В ней, похоже, гораздо больше нежности, чем вы представляете, Синклер. Берегите ее".
Ром не смогла подавить стон. Она отвернулась к стене и закрыла глаза, сраженная невероятным предательством отца. Реджи все понял. Она поняла, что он все понял. Слишком часто он читал при ней самые потаенные мысли живописцев, ей ли его обмануть? Стоило ему изучить портрет, пейзаж, даже натюрморт, и он знал о художнике больше, чем тот сам о себе: его злобу, отчаяние, страсть, томление, радость.., одиночество. "Картина может поведать обо всем, говаривал он в философическом настроении. - Если в ней ничего нет, то по трем причинам: либо художник копирует чье-то творение, либо у него нет души, либо он нарочно пытается скрыть свои чувства. Из всех трех вероятнее последняя, среди нас чертовски мало таких, кому это удается, а то и вовсе нет". Но она даже не пыталась скрыть свои чувства, создавая портрет Кэмерона. Писала, повинуясь лишь эмоциям, а не слабым доводам разума, писала всей душой; даже полуграмотному все ясно. Глаза - с теплым и терпким смешком и в то же время с затаенной, тлеющей страстностью. Тонкие, чувствительные ноздри и губы: выпуклая верхняя губа и нижняя - более пухлая и чувственная; эти губы могут смеяться с ней и над ней, могут довести ее до исступленного вожделения.., даже сейчас. И эти крепкие загорелые руки с большими пальцами, залихватски заткнутыми за пояс джинсов. Он стоит под полуденным жарким солнцем, пот блестит на бронзовой гладкой коже, упругие волны черных волос отражают свет. На нем выгоревшая рубашка, наполовину расстегнутая, открывающая шею и волосы на груди. Как из гнезда, выглядывает из них крепкий сосок, блестящий, как расплавленная медная монетка. Солнце отражается на медной пряжке пояса, притягивая взоры к крепким узким чреслам, туго обтянутым джинсами.
И вот он сам все это увидел. И понял.
- Кэмерон, - глухо произнесла она сквозь зубы, - шел бы ты к черту, а?..
- Непременно, - тотчас отозвался он, - но сначала...
Не оборачиваясь, она ощутила надвигающуюся силу и каждым нервом приветствовала ее приближение. Его ладони нежно легли ей на плечи. Он повернул ее к себе, и она подняла к нему жаждущее лицо.
- Ты мне кое-что должна, цыганочка. У тебя манера давать смелые обещания, а потом не выполнять их.
- Что я тебе обещала?
В его зрачках заплясало удивление.
- По-моему, ты мне обещала райское мгновение, если я избавлю тебя от незваного насекомого. Теперь, когда я видел свой портрет, я полагаю...
- Забудь об этом. - (Как все сложно! Еще минута, и она зарыдает; это будет конец.) - "Я сделаю все", - напомнил он ей опрометчивые ее слова. Мягкий тон чуть не растопил последние оковы ее самообладания.
- Нельзя играть на экстремальности ситуации. Ты заслужил один поцелуй. - С чувством близким к облегчению она вскинула лицо и ждала неизбежного. Чуть только его дыхание пухом коснулось ее губ, Ром осознала, что на этот раз сопротивление бесполезно. Оно достигло апогея в минуту их размолвки, но этот дурацкий портрет свел его на нет.
Она жадно пила сладость его поцелуя, ее томное от ласки тело торжествовало в волнах неописуемого восторга. Руки обвили его талию, ладони в восхищении прижались к упругим мышцам. Искристая радость переполняла ее, хотелось плакать и смеяться. |