А дед обеими руками взял ее голову, потом стал целовать ее щеки, глаза, губы.

— И я не верю, — сказал, — клянусь, мне все кажется, это снится, даю слово…

Хрустнула ветка под моей ногой, женщина вздрогнула:

— Здесь кто-то есть…

Дед оглянулся, посмотрел вокруг себя:

— Вроде бы никого. — Обнял ее за плечи. — Пройдем еще немного, подальше…

Каюсь, я тихо поползла за ними, стараясь не дышать.

Как же это все было странно, неожиданно! Мой дед, старый, уже седой, и эта женщина, тоже немолодая, ей никак не меньше тридцати. Они целуются, как-то непонятно говорят друг с другом, а ведь дед женат, он прожил с бабушкой много лет, и, может быть, у этой женщины тоже есть семья?

В те годы я мыслила, подобно многим моим сверстникам, прямолинейно и несгибаемо.

Вместе с женщиной дед сел на скамейку, стоявшую между двумя сливовыми деревьями.

Я притаилась неподалеку, в еще не кошеной траве, скрывшей меня.

— Расскажи о себе, Алеша, — попросила женщина.

— Сперва ты расскажи, Лена, — сказал дед.

«Значит, ее зовут Леной, — подумала я, — так же, как мою маму».

Она помедлила:

— Чего рассказывать? Будто сам не знаешь.

— Ты одна? — спросил он.

Она кивнула:

— Одна.

Зябко передернула плечами.

Он спросил:

— Холодно?

— Нет, что ты, курить хочется.

Дед развел руки в стороны.

— Я уже два года как бросил курить.

— У меня есть с собой, — сказала Лена. Порылась в кармане своего плаща, синего, широкого, с большими карманами, вынула пачку папирос-«гвоздиков», коробок спичек.

— Дай мне тоже, — попросил дед.

— Ты же бросил курить?

— А сейчас захотелось.

Они сидели плечом к плечу, курили, время от времени поглядывали друг на друга. Он спросил:

— Ты надолго?

Она покачала головой:

— Увы, завтра уже уезжаю.

Дед произнес печально.

— Задержаться никак не можешь?

— Не могу, меня отпустили на три дня, два дня дорога, день с тобой. Понятно?

Он докурил папиросу, бросил окурок на землю, старательно растер его ногой.

— А ты все там же работаешь?

— Там же, я писала тебе, в клинике Артоболевского.

— И это все?

Она усмехнулась, как мне показалось, невесело, как бы через силу.

— Все, конечно. Что еще может быть?

Дед сказал:

— Я знаю, о чем ты хочешь спросить меня.

— Неужели знаешь? — деланно, я сразу поняла, что деланно, удивилась она.

— Знаю. Ты хочешь спросить, почему я ни разу не приехал, верно?

— Верно, — сказала она.

— Я не мог, — сказал дед. — Бог свидетель, я о тебе все время думал, не было, кажется, дня, чтобы я о тебе не думал, не вспоминал. Но приехать никак не мог…

Дед сощурился, будто глядел на что-то чересчур яркое, слепившее глаза.

— Я боялся, приеду и останусь, уже никогда не уйду от тебя.

Лена прижала обе ладони к щекам.

— Правда? Ты хотел остаться? Навсегда?

— Да, — сказал дед, — ты сама знаешь, так оно и было бы.

— Бы, — повторила она с непонятным для меня выражением, — было бы. Как я устала, если бы ты знал, от этой вечной условной формы, мы были бы вместе, мы бы никогда не расстались, мы бы всегда любили друг друга…

Резко махнула рукой.