Вот они и принесут сейчас в жертву. Его.

Но он не собирался это просто так принимать…

Уйдя с работы пораньше, он бросился домой. Домом у него была квартирка на Чистых прудах – небольшая, но в элитном доме и очень дорогая. Было что-то вроде негласного приказа – не шиковать, но смотрели на метраж квартиры, а не на то, где она расположена. Теперь придется ее бросить, хотя… черт его знает. Если Папа помрет – все может быстро и кардинально измениться. Может, ему даже удастся сделать следующий шаг…

В машине – время было рабочее, пробки были не особенно чтобы сильные, это когда все с работы или на работу едут, Москва встает – он достал наладонник. Удобная штука, лет пять назад и подумать было нельзя: тонюсенькая книжка, и ты все время в Сети. Набрав нужный адрес, он ждал, пока подгрузится приложение… подгрузилось. Посмотрел рейсы – есть подходящий. Чертыхаясь, натыкал свои данные, оплатил с кредитки. Москва – Париж, вылет через три с половиной часа. Электронный билет – тоже удобно, распечатывать даже ничего не надо, просто тебе распечатают купон прямо у стойки. Три с половиной часа – и прощай, ненавистная Россия. Там, в двух банках – лежит немного на жизнь. Миллиона три евро. Деньги обесцениваются, зараза, но если скромненько жить – хватит. Можно будет на Лондон выйти, предложить свои услуги кому надо в качестве посредника – может, и заинтересуются, отломят немножко. В конце концов – они там все по пятнадцать лет кукуют, их в Москве никто не помнит, ни к кому не подкатиться. А он многое знает и многих знает… вхож, в общем. Может еще пригодиться… делу возрождения демократической России…

– Спасибо, здесь остановите…

– Пожалуйста, дарагой…

Его аж передернуло. Черные… понаехали. Никакого спасу от них нет.

Дал денег, вышел из машины. Поковылял домой, присматриваясь – машины с лишними антеннами, фургоны с высокими кузовами и глухими стенками, стоящие непонятно зачем, – все это сигналы опасности. Но ничего подобного не было – лишь проезжали обтекаемые, разноцветные машины, новехонькие – и все это казалось чужим каким-то, наигранным, непостоянным.

Поднялся наверх, когда открывал дверь – сердце замерло. А вдруг дома уже дожидаются. Но нет – никого нет, тишина, только пыли много. Домработница заболела.

Начал кидать в сумку для тенниса все, что под руку попадет, предварительно вытряхнув оттуда все принадлежности, потом рассмеялся. Господи, чего это он?! Он же радоваться должен. Еще три часа – и он не вернется больше никогда в эту быдластую страну, где дорогущие лимузины шкандыбают по разбитым дорогам, где последний лох на «Приоре» считает своим долгом не уступить «мерсу» с мигалкой, где твоя баба, которую ты драл во все дыры, вдруг пошла и подорвалась вместе с президентом. Где в ресторанах обслуживают так, как будто делают тебе великое одолжение, где хамят по поводу и без, где все стоит денег, где нельзя расслабиться и просто жить ни на минуту, ни на секунду. Он возьмет те деньги, которые он вырвал отсюда, и уедет. И будет жить в стране, где все вежливы и никто не отравлен бациллой вселенского равенства и перманентной революции, где утром моют тротуары с мылом и бесплатно предлагают булочку собственной выпечки, если ты закажешь кофе – просто из желания сделать тебе приятное, а не в расчете на то, что ты останешься и закажешь большой завтрак. Он просто плюнет на все и на всех и будет жить в нормальной, не искалеченной сотней лет вялотекущей гражданской войны стране, и хрен кто и когда его выдаст оттуда. Потому что там хорошо понимают, что они – люди, а здесь – двуногое, жаждущее мщения зверье. И зверью на расправу никто и никого оттуда не выдает.

С этого момента его действия стали осмысленными, а на лице прописалась улыбка.