— Наверное, погонщик звук мотора услышал и спрятался, — сообразил я. — Круто им Акимыч хвосты накрутил, вон, как прокола опасаются.
— Акимыч — это староста местный, да?
— Так точно.
Пока мы соображали, что к чему, расстояние до коров сократилось до какой-то сотни метров. Я собрался, было, объехать мини-стадо, но заметил, что обочины в этом месте, как назло отсутствуют, а придорожные канавы глубоки. Остановив мотоцикл, я в полголоса спросил напарника:
— Слав, что делать будем?
Тот молча соскочил с «железного коня» и с решительным видом направился к животным.
— Sprechen Sie Deutsch! — крикнул я ему в спину, подумав о том, что если он начнёт гонять бурёнок родными матюками, то вся наша конспирация пойдёт псу под хвост.
Слава же отмахнувшись от меня, как от докучливой мухи, сунул в рот пальцы и свистнул.
«Ёшкин кот!» — хоть нас и разделяло больше десяти метров, мощь его свиста впечатляла!
Коровы были, как видно, того же мнения, так как они рванули с места в галоп и вскоре только клубы пыли оседали на том месте, где несколько мгновений назад толклись шесть бурёнок.
«Силён!» — только и подумал я. Нет, свистеть, конечно, я умел, но вот так: сильно и резко, переходя в сверлящий мозг ультразвук — нет. И только я собрался сказать герою о произведённом на меня впечатлении, как взгляд мой случайно зацепился за валяющийся на левой обочине картуз. Я слез с мотоцикла и рукой показал Трошину на находку.
Слава мгновенно развернулся в сторону предполагаемой угрозы, вскидывая к груди автомат.
— Reg dich nicht auf![3] — успокоил я его по-немецки.
Возможно, он не понял слов, но понял смысл, поскольку несколько расслабился, хоть автомат и не опустил. Я же, продолжая игры в конспирацию, громко рявкнул:
— Halt! Zuruck![4]
И, словно по моей команде в высокой траве что-то зашуршало. Ухмыльнувшись и подмигнув Трошину, я, намеренно коверкая язык, крикнул:
— Стоят! Стреляйт!
В траве кто-то ойкнул, и метрах в тридцати от нас поднялась невысокая фигура.
«Мальчишка, что ли стадо гнал?» — подумал я и скомандовал:
— Komm her! Суда! — сопроводив команду недвусмысленным жестом.
Тут слышу, Слава мне шепчет:
— Антон, кажись девка…
Пригляделся, и верно — хоть на погонщике и надета хламида какая-то, но абрис фигуры уж больно характерный…
— И что? — говорю, — Отпустим что ли? Так легенда посыплется… Давай, хоть до деревни отконвоируем.
Через минуту «кавказская пленница» выбралась на дорогу. «А ничего так!» — отметил я про себя. Даже заношенный донельзя пиджак, несуразные штаны и перепачканное пылью лицо не могли скрыть недетской привлекательности «пастушка». Слава стоял с идиотской улыбкой, рассматривая это диво-дивное.
— Idiot! Setzen Sie sich auf das Motorrad![5] — вывел я его из состояния прострации и поманил нашего «пленника», — Komm her! Суда.
А ведь страшно девчонке, волосы, очевидно до этого спрятанные под картузом, растрепались и теперь непослушными прядями обрамляли красивое, с очень правильными чертами лицо. Прямой, почти греческий нос (почти — это потому, что на мой вкус, у античных богинь носы великоваты), плотно сжатые губы — красотка, ну что тут скажешь!
— Setzen Sie sich auf dem Beiwagen! — и я рукой показал на коляску. — Schnell![6]
То ли девушка понимала немецкий, а может, мои жесты были достаточно красноречивы, но мою команду она выполнила правильно и, понурившись, направилась к коляске. |