Ни в повадках, ни во всем облике не проглядывало особого
изящества, зато она была совсем простенькая и даже но пыталась придать
себе величественный вид, что было бы ей вовсе не к лицу. Не будь на ней
этого королевского наряда, ее трудно было бы отличить от любой рыженькой
девушки, ее ровесницы: таких пухленьких рыженьких девочек сотни, если но
тысячи, во всех северных странах Европы. Она была избранницей судьбы и
господа бога, но, в сущности, ничем, буквально ничем, не отличалась от
всех прочих женщин, чьей королевой ей суждено было стать. Любая рыженькая
пухленькая девица чувствовала себя польщенной и как бы поднявшейся
ступенью выше по иерархической лестнице.
Сама Филиппа, взволнованная до дрожи, не подымала век, словно не в
силах была выдержать устремленный на нес пристальный взгляд своего
супруга. Все, что произошло с ней, было чересчур прекрасно. Сколько вокруг
нее корон, сколько митр, а эти рыцари, а эти дамы, которых она успела
заметить внутри собора, стоявшие в ряд за огромными свечами, как души
избранные в раю, и вся эта толпа на площади... Королевой, она будет
королевой, и избрана она по любви!
О, как же она будет холить, угождать, боготворить этого белокурого
красавца принца, у которого такие длинные ресницы, такие тонкие руки,
который каким-то чудом появился в их Валансьенне полтора года назад,
прибыл туда вместе с, изгнанницей матерью, приехавшей к ним просить помощи
и приюта! Родители посылали детей в сад поиграть; он влюбился в нее, а она
в него. А теперь он стал королем, но он ее не забыл. Какое же это счастье
- отдать ему всю свою жизнь без оглядки! Одного только она боялась - не
такая уж она хорошенькая, чтобы ему нравиться и впредь, и не такая уж
ученая, чтобы быть его помощницей.
- Протяните, мадам, вашу правую руку, - обратился к ней
архиепископ-примас.
Выпростав из-под длинного бархатного обшлага свою пухлую ручку, Филиппа
решительно протянула ее ладонью вверх, растопырив пальчики.
Эдуард с восторгом взглянул на эту розовую живую звездочку, вверявшуюся
ему.
С блюда, которое держал второй прелат, архиепископ взял плоское золотое
кольцо с рубином, только что освященное им, и вручил королю. Кольцо тоже
было мокрое на ощупь, как и все, к чему только не прикасался в эту погоду
человек. Потом архиепископ бережным движением соединил руки брачующихся.
Во имя отца... - произнес Эдуард, надевая кольцо на кончик большого
пальца Филиппы... - Во имя сына... во имя духа святого... - договорил он,
примеряя ей кольцо на кончик указательного, а затем среднего пальца.
Наконец он надел ей кольцо на безымянный палец и промолвил:
- Аминь!
Она стала его женой.
Как и любая мать, присутствующая на свадьбе сына, королева Изабелла,
прослезилась. Она принуждала себя молить бога о ниспослании ее сыну
всякого счастья, но не могла, она думала о своей собственной участи и
мучилась этой думой. |