Изменить размер шрифта - +
Ни в повадках,  ни  во  всем  облике  не  проглядывало  особого
изящества, зато она была совсем простенькая и  даже  но  пыталась  придать
себе величественный вид, что было бы ей вовсе не к лицу. Не  будь  на  ней
этого королевского наряда, ее трудно было бы отличить от  любой  рыженькой
девушки, ее ровесницы: таких пухленьких рыженьких девочек сотни,  если  но
тысячи, во всех северных странах Европы. Она  была  избранницей  судьбы  и
господа бога, но, в сущности, ничем, буквально  ничем,  не  отличалась  от
всех прочих женщин, чьей королевой ей суждено было стать. Любая  рыженькая
пухленькая  девица  чувствовала  себя  польщенной  и  как  бы  поднявшейся
ступенью выше по иерархической лестнице.
   Сама Филиппа, взволнованная до дрожи, не  подымала  век,  словно  не  в
силах  была  выдержать  устремленный  на  нес  пристальный  взгляд  своего
супруга. Все, что произошло с ней, было чересчур прекрасно. Сколько вокруг
нее корон, сколько митр, а эти рыцари, а  эти  дамы,  которых  она  успела
заметить внутри собора, стоявшие в ряд  за  огромными  свечами,  как  души
избранные в раю, и вся  эта  толпа  на  площади...  Королевой,  она  будет
королевой, и избрана она по любви!
   О, как же она будет  холить,  угождать,  боготворить  этого  белокурого
красавца принца, у которого такие  длинные  ресницы,  такие  тонкие  руки,
который каким-то чудом появился  в  их  Валансьенне  полтора  года  назад,
прибыл туда вместе с, изгнанницей матерью, приехавшей к ним просить помощи
и приюта! Родители посылали детей в сад поиграть; он влюбился в нее, а она
в него. А теперь он стал королем, но он ее не забыл. Какое же это  счастье
- отдать ему всю свою жизнь без оглядки! Одного только она  боялась  -  не
такая уж она хорошенькая, чтобы ему нравиться и  впредь,  и  не  такая  уж
ученая, чтобы быть его помощницей.
   -  Протяните,  мадам,   вашу   правую   руку,   -   обратился   к   ней
архиепископ-примас.
   Выпростав из-под длинного бархатного обшлага свою пухлую ручку, Филиппа
решительно протянула ее ладонью вверх, растопырив пальчики.
   Эдуард с восторгом взглянул на эту розовую живую звездочку, вверявшуюся
ему.
   С блюда, которое держал второй прелат, архиепископ взял плоское золотое
кольцо с рубином, только что освященное им, и вручил королю.  Кольцо  тоже
было мокрое на ощупь, как и все, к чему только не прикасался в эту  погоду
человек. Потом архиепископ бережным движением соединил руки брачующихся.
   Во имя отца... - произнес Эдуард, надевая  кольцо  на  кончик  большого
пальца Филиппы... - Во имя сына... во имя духа святого... - договорил  он,
примеряя ей кольцо на кончик указательного, а затем среднего пальца.
   Наконец он надел ей кольцо на безымянный палец и промолвил:
   - Аминь!
   Она стала его женой.
   Как и любая мать, присутствующая на свадьбе  сына,  королева  Изабелла,
прослезилась. Она принуждала  себя  молить  бога  о  ниспослании  ее  сыну
всякого счастья, но не могла, она думала  о  своей  собственной  участи  и
мучилась этой думой.
Быстрый переход