Судья зачитывала приговор в тишине, и со своего места, я прекрасно видел, как беззвучно плачет мать погибшего. Ей было около сорока пяти, но за год следствия она состарилась ещё лет на двадцать. Волосы поседели, на лице залегли глубокие морщины. Ее глаза смотрели на мир безжизненным, ничего не выражающим взглядом. А ещё я видел, как довольно ухмыляется со скамьи подсудимых Веселов.

Конвоир в черной форме подошел клетке, отпер дверь, и довольно ухмыляющийся оправданный с видом победителя вышел из заключения, потирая запястья. К освобожденному тут же бросились родственники, в компании которых, парень и покинул зал, в очередной раз продемонстрировав торжество правосудия. На мать убитого им парня, Веселов даже внимания не обратил.

— Сегодня отметит освобождение в каком-нибудь ресторане в центре города, и все вернется на круги своя, — пробормотал я, вставая со скамьи.

— Не, — покачал головой сидевший рядом однокурсник. — Батя отправит его в ссылку на полгода. Пока шум не уляжется.

Я лишь усмехнулся: и то правда. Люди побугуртят, да забудут. А паренек тихо, мирно вернется домой и продолжит жить в свое удовольствие. Хотя думаю он и в ссылке неплохо устроится. Были бы деньги. А с ними, у его отца все в порядке.

— Нормальное такое торжество справедливости, — медленно произнес я, едва двери зала судебного заседания закрылись за нашими спинами.

— А ты что хотел? — развел руками мой товарищ. — Время сейчас такое.

— Ну да, — рассеянно кивнул я, глядя в окно, как от здания суда отъезжает целый кортеж машин. Во главе которого ехал новый спорткар, пригнанный к зданию суда, наверное, прямиком из салона. Не иначе как подарок сыну в честь освобождения.

— Ладно, — товарищ хлопнул меня по плечу. — Погнали в шарагу.

— Нет, я пас, — я посмотрел на часы. — Мне ещё к доктору.

Мне и правда было назначено на прием. Только вот после такого торжества слепой Фемиды, мне захотелось домой. Сжечь одежду и залезть в наполненную горячей водой ванную.

Я вышел из здания хмуро покосился на свинцово-серое небо. Тучи висели над городом так низко что, казалось, цепляли блестевшие в отдалении купола собора Святого Петра. Зябко поежился от резкого порыва ветра и поднял воротник на куртке. Правильно сказал один режиссер в знаменитом произведении: "Справедливость? A нет ее, справедливости". Захотелось поехать в Юридическую Академию и забрать из деканата документы с родного института криминалистики. Интересно, когда все успело так резко поменяться?

Когда я только поступил в Юридическую Академию, все было по-другому. Ну, или мне так казалось? А, неважно. После этого показательного процесса, я твердо для себя решил, что криминалистом быть не желаю. Да и производственная практика в отделе криминалистики была такой отвратительной, будто я нырнул в озеро, которое на самом деле оказалось болотом с застоявшейся водой.

* * *

Машина моргнула фарами, реагируя на брелок. Я открыл дверь сел за руль и откинулся на спинку сиденья. Где-то завыла сирена. И это звук вырвал меня из состояния транса. На парковке у здания суда остановилась, переливаясь мигалками скорая. Из машины выскочили два мужика в синей форме. Торопливо вытащили носилки и бросились к дверям суда.

Я невесело усмехнулся. Видимо, кто-то решил симулировать сердечный приступ, чтобы потом попытаться выбраться из СИЗО на больницу. Вряд ли выйдет господа.

Впрочем, по поводу симуляции я здорово ошибся. А разгадка столь быстрого приезда скорой раскрылась через десять минут. Я как раз успел докурить сигарету, как двери суда распахнулись, и медики выкатили каталку, на которой лежала бледная, как больничная простыня, мать убитого. И при виде осунувшегося лица, где-то внутри меня начала закипать лютая черная злоба.