Почти все пассажиры сошли. Неужели и Фитилю в конечный пункт, в Верблюдовку? Но, не доезжая до нее с километр, он попросил водителя остановиться и сошел с автобуса. Слава богу. Здесь дорога разветвлялась. Значит, Фитилю с нами не по пути. Еще через километр, проехав берегом реки, автобус остановился, и водитель сказал:
— Все, дальше не поеду, там впереди такие колдобины — машину загробишь, пешком добирайтесь. Обратный рейс в восемь часов вечера.
Из автобуса вышли мы втроем и наша незнакомка. Вдалеке на круче была видна маленькая деревенька. Неперспективными назвали их в шестидесятые годы. Назвали, как похоронили, деревни превратились в погосты.
— Вам тоже в Верблюдовку? — незнакомка осчастливила нас вопросом. В ее глазах лучилась радость, словно она видит перед собою Париж. Чувствовалось, что девочка хочет познакомиться с нами и боится Насти. А наша подружка как на коротком поводке держала нас с Данилой. Она ткнула нас носом в выгруженные с автобуса вещи и коротко ответила за всех нас:
— В Верблюдовку.
Данила молча взялся за чайник, а я поднял восстание. Вскинув Настин рюкзак на плечи, я взял из рук незнакомки хозяйственную сумку. Пусть Настя не шипит. Мужчина я или нет? Девочка, благодарно хлопнув ресницами, поравнялась с нами.
— Меня зовут Лейли, — первой представилась она.
— Я — Макс, — стал я в ответ расшаркиваться. — Культурист — это Данила, а экскурсовод — Настя. Вот в гости к дедушке с бабушкой сопровождаем ее, чтобы не украли, — рассмеялся я.
Незнакомка испуганно посмотрела по сторонам.
— А меня родители одну отпустили, сказали, что здесь спокойно. А у вас что, тоже девушек воруют?
— Еще как, — я подмигнул ей и растянул рот до ушей, — вот украли вдвоем с Данилой чайник из чистого золота, а в придачу к нему Настю. Сейчас придем, будем жребий бросать, кому достанется, а насчет дедушки с бабушкой я сочинил, в этой деревне уже два года как никто не живет.
Лейли поняла, что я так глупо шучу, и тоже в ответ улыбнулась.
— А у нас рано замуж выходят. Вон моя одноклассница, ей всего двенадцать лет, а она уже родила мальчика.
— У вас — это у кого? — Данила решил поддержать разговор.
— У нас — у черкесов.
— Так ты мусульманка?
— Почему мусульманка, я настоящая русская, в отличие от вас. Я идолопоклонница. Черкесы — это черкасы, самые первые поселения казаков на Кавказе.
— Ты даже не староверка, а ты… ты… — Данила не знал, что он хочет спросить, смутная мысль, не оформившись в вопрос, скользнула в глубину веков и затерялась среди нарождающихся религий, великих переселений и девственно чистых лесов.
— У нас было много богов, и все разные, ты это хотел спросить?
— Не-е-е, другое, — Данила отрицательно повертел головой. — Свинину у вас едят?
Мы все расхохотались. О чем бы ни шел разговор, хоть о тайнах мироздания, он все равно сведет его к брюху. Вопрос остался открытым, потому что нас уже встречали. От дома, стоявшего посередине улицы, раскинув для объятий руки приближались старики. Лейли бросились обнимать ее родные: дед, горец, в бараньей папахе, и светловолосая бабушка, более похожая на северянку. Я поставил рядом с ними ее сумку и сказал:
— Еще увидимся.
— Заходите, пожалуйста, — последовало приглашение.
Глава II
Древний чайник Мамая
Как же, зайдешь, увидишься! Настя молча шла впереди, выказывая нам с Данилой полное презрение. Я рассматривал Верблюдовку. Раз, два, три, четыре, пять домов, стоящих в ряд на одной улице, притом в двух из них заколочены окна. |