Владимир Даль. Лиса и медведь
Жила-была кума-Лиса; надоело Лисе на старости самой о себе промышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички: - Впусти меня, Михаиле Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем, не обопью, разве только после тебя поживлюсь, косточки огложу. Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает: - Мишенька, никак, кто-то к нам стучится? Прислушался Медведь. - И то, - говорит, - стучат. - Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли. - Ну что ж, - сказал Медведь, - иди. - Ох, куманек, что-то не хочется вставать! - Ну, ну, ступай, - понукал Мишка, - я и дверей за тобой не стану запирать. Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой (тряпкой. - Ред.), прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало. Медведь ее спрашивает: - Что, кума, далеко ль ходила? - Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал. - Что же, полегчало? - Полегчало. - А как зовут ребенка? - Верхушечкой, куманек. - Не слыхал такого имени, - сказал Медведь. - И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь уснул, и Лиса уснула. Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает: - Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится? Прислушался Медведь и говорит: - И то кума, стучат! - Это, знать, за мной пришли! - Ну что же, кумушка, иди, - сказал Медведь. - Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! - Ну, ну, ступай, - понукал Медведь, - я и дверей за тобой не стану запирать. Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу. А Медведь ее спрашивает: - Далеко ль, кума, ходила? - Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал. - Что ж, полегчало? - Полегчало. - А как зовут ребенка? - Серёдочкой, куманек. - Не слыхал такого имени, - сказал Медведь. - И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! - отвечала Лиса. С тем оба и заснули. Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает: - Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит: - И то, кума, стучат. - Это, знать, за мной пришли. - Что же, кума, иди, коли зовут, - сказал Медведь. - Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь - ни одной ночки соснуть не дают! - Ну, ну, вставай, - понукал Медведь, - я и дверей за тобой не стану запирать. Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком. А Медведь стал Лису спрашивать: - Далеко ль, кума, ходила? - Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить. - Что ж, полегчало? - Полегчало. - А как зовут ребенка? - Последышком, куманек, Последышком, Потапович! - Не слыхал такого имени, - сказал Медведь. - И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь заснул, и Лиса уснула. Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду - ведь Лиса сластена, вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла. - Кумушка, - говорит Медведь, - хоть бы чем ни на есть полечилась. - Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет. Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку - ан кадка пуста! - Куда девался мед? - заревел Медведь. - Кума, это твоих рук дело! Лиса так закашлялась, что и ответа не дала. - Кума, кто съел мед? - Какой мед? - Да мой, что в кадочке был! - Коли твой был, так, значит, ты и съел, - отвечала Лиса. - Нет, - сказал Медведь, - я его не ел, всё про случай берег; это, значит; ты, кума, сшалила? - Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел. Вот Медведь обрадовался и говорит: - Пожалуйста, кумушка, разведай! - Ну что ж, ляжем против солнца - у кого мед из живота вытопится, тот его и съел. Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька - скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить. - Вставай, вора нашла! Я вора нашла! - кричит в ухо Медведю Лиса. - Где? - заревел Мишка. - Да вот где, - сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду. Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу - лапа так и льнет, а Лиса его корит: - Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай! Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее. |
