– Господа, я хорошо слышал ваши предложения, – Эрвин вздохнул. – К сожалению, они нравятся мне меньше, чем мой собственный план.

Если бы Нексия рисовала лицо Стэтхема, она изобразила бы рыцарский шлем: угловатый контур, широкая челюсть, тяжелый лоб, узкие прорези в железе, сквозь которые блестят глаза.

– Милорд, вы совершаете ошибку юности. Успехи вас опьянили и лишили трезвого рассудка.

– Генерал-полковник, – сухо ответил Эрвин, – вам напомнить обстоятельства битвы за Дойл? Сравнить ли потери, понесенные вами и мною?

– При Дойле вам повезло. Желторотый маркиз смалодушничал, потому вы взяли крепость. Но вам не может везти вечно. Война – не карты. Нельзя просто делать ставки и надеяться на удачу!

– Лорд Стэтхем, вы получите право отчитывать меня, когда случатся два события. Первое: когда вы станете герцогом. И второе: когда ваши ставки начнут выигрывать, как мои. До тех пор извольте выполнять приказы.

Конечно, не уважение к Эрвину остановило полководца, а присутствие Дональда Нортвуда. Постыдное и опасное дело – спорить со своим лордом; вдвойне постыдное – на глазах у чужака.

– Так точно, милорд, – донеслось из-под забрала шлема, заменявшего Стэтхему лицо.

* * *

После нежного прощания с Джоакином леди Аланис Альмера провела в монастырском госпитале еще неделю. Каждое утро меж нею и лекарем Мариусом происходила короткая, но жаркая дискуссия. Герцогиня заявляла, что уже здорова и полна сил, а каждый час промедления убивает ее вернее любой хвори. Требовала эскорта или, по крайней мере, одежду и коня. Мариус в качестве контраргумента приводил зеркало. Из него глядело совершенно незнакомое изможденное страшилище. Вместо кожи – желтая бумага, туго натянутая на кости черепа. Аланис кричала:

– Не показывайте мне эту дрянь! Уберите прочь! Я здорова – смотрите!..

Поднималась с постели и решительно делала несколько шагов. Всякий ее вояж оканчивался у стенки: Аланис прокладывала путь так, чтобы скорее схватиться за камни и не упасть. Вернуться в постель оказывалось непросто: комната ходила ходуном и отплясывала какие-то дикарские танцы. Впрочем, Аланис плюнула бы в лицо любому, кто заявил бы, что она не способна сей же час прыгнуть в седло и проскакать сорок миль без передышки. Мариус ничего не говорил, а просто пожимал плечами и уходил. Когда Аланис приползала назад в кровать, то сразу засыпала от усталости.

Однако по прошествии недели сил в теле действительно прибавилось, а чувство уходящего, невозвратно улетающего времени стало нестерпимым. Будто в печени сидит раскаленный кинжал и с каждым часом становится все горячее! Аланис твердо решила покинуть обитель, и в этот самый день брат-лекарь сказал:

– Миледи, вам бы полежать еще месяц по меньшей мере… Но обстановка складывается рискованная. Аббата вызвал к себе приарх Галлард Альмера. Дня через три отец-настоятель вернется. Отчего-то мне думается, что к тому времени вам лучше будет исчезнуть.

– Вы поняли, кто я? – поразилась Аланис.

– Не ставил себе такой цели, – пожал плечами брат-лекарь. – Но ваши агатовские скулы сложно утаить. И я вижу, что прежде вы были очень красивой женщиной.

Если бы под рукой Аланис оказалось что-то тяжелое, оно тут же полетело бы в голову лекарю.