|
Так он мне все уши прожужжал в свое время о пресловутых Странниках. Он мечтал с ними встретиться. И все, что не мог объяснить у себя в космосе, он сваливал на Странников. Это было бы смешно, если бы не его глаза — он этих пресловутых Странников боялся! Туннели Странников. Циклопические сооружения Странников. Странники спасают жителей Надежды и исчезают. Странники, Странники… Хорошо, здесь, на Альцине, я перестала слышать эту чепуху, здесь люди куда прагматичнее. Это ведь религия, Каммерер, религия, где Богом являются Странники, которых никто никогда не видел и авторство которых во всех случаях никогда не было доказано.
— Я вовсе не утверждаю, что «Альгамбра» погибла по вине Странников, — сказал я, но Ландовска, похоже, меня не слышала. — У каждого века, — продолжала она, — свои безумства. В двадцатом помешались на этих… тарелках. Все их видели, кто-то летал на них, наука даже такая была — уфология, которая объясняла непонятные явления в атмосфере вмешательством пришельцев. Не похоже? По-моему, то же самое. Удивляюсь, как в те времена не создали какую-нибудь секретную комиссию по отлову пришельцев и насильственному вступлению с ними в контакт. Знаете, Каммерер, тогда воображали, что высокоразвитые инопланетяне, конечно же, принесут людям одно лишь благо. Это потом, когда мы… точнее, вы сами занялись прогрессорством, когда Гарднер основал Институт экспериментальной истории… Кстати, вы не помните, когда это было? — В тридцать втором, — механически сообщил я. — Значит, еще до… Ну, вот видите! Да, так с тех именно времен, как мне кажется, общественное мнение на Земле изменилось радикально. — Подождите, Ванда, — я решил, наконец, прервать ее эмоциональную речь и внести свежую струю в нашу пикировку. — Я могу представить ваше отношение к моей организации, я могу даже разделить это мнение. И я не стану доказывать, что, если есть хоть один шанс из миллиарда, что Странники или кто-то иной вмешиваются в нашу историю, мы просто обязаны сделать все возможное и невозможное, чтобы выявить и пресечь. Это очень серьезный и отдельный разговор… — Боже, какая риторика… — пробормотала Ландовска. — Да, отдельный разговор, — настойчиво сказал я. — Но, согласитесь, что, кого бы я ни представлял, цель у нас с вами сейчас одна. Я хочу знать, что произошло с «Альгамброй», почему это произошло, и что случилось с Лучано Грапетти, мужем вашей, насколько я понимаю, близкой подруги. — Подруги? — подняла брови Ландовска. — Мы познакомились с Таней на прошлой неделе. — Вот как… Ну, хорошо. Как бы то ни было, у вас есть своя версия того, что произошло. И похоже, вы знаете что-то о судьбе Лучано. И я не вижу причин, по которым вам нужно скрывать эту информацию от меня. — Вот разговор не мальчика, но мужа, — усмехнулась Ландовска. — Конечно, я могу вам сказать все, что знаю, и поделиться тем, чего не знаю, но предполагаю. Но вы мне не поверите, вот в чем штука. Если я вам скажу, что Лучано Грапетти совершил то, что он совершил по той простой причине, что у него не было иного выхода? Что единственным его побудительным мотивом было желание доказать необходимость возврата к полному детерминизму, к миру, каким он был тысяч десять лет назад? Вы мне не поверите, потому что ни в грош не ставите мою науку. А иных доказательных идей у меня нет и не было. — Хорошо, — согласился я. — Давайте пока без доказательств. Грапетти жив? — Думаю, да. — Вы или Татьяна знаете, где он находится? — Понятия не имеем, — совершенно искренне сказала Ландовска. |
