– Так ты обещаешь вернуться?

– Обещаю.

Она кивнула и отошла в сторону, но я успел схватить ее за рукав, и она вновь ко мне обернулась.

– Пообещай и ты мне кое-что, – сказал я, и по ее лицу пробежала тень смущения. – Пообещай, что останешься в гостинице. Что не станешь сбегать и не пойдешь меня искать. Оставайся в комнате до моего возвращения, Юмеко. Пообещай, что так и сделаешь.

Она кивнула.

– Хорошо.

– Что ж, ступай. – С этими словами я отпустил ее, и она поспешила по улице к рёкану, сжимая в кулаке деньги. Я следил за ней, пока она не нырнула под занавески и не вошла в здание, а потом отвернулся и направился тем же путем, каким мы сюда пришли.

Что-то зашуршало у меня в руке. Я разжал пальцы, и бумажный журавлик расправил помятые крылья и встрепенулся. Несколько раз взмахнув крыльями, бумажное создание поднялось в воздух, будто умирающая бабочка, и полетело вперед.

Я последовал за ним. Журавлик повел меня вдоль площади, где барабаны по-прежнему отбивали оглушительный ритм, к узкой тропе между чайной и лавкой тканей. Бумажное создание продолжило путь, порхая над самой землей, но я остановился и всмотрелся в темноту. Надо мной футов на пятьдесят вперед тянулась гирлянда из фонариков, освещая деревянные стены по обе стороны от тропы и обрываясь на перекрестке. Помня о том, что в тенях могут таиться незримые враги и опасности, я шагнул на тропу.

Фонарь надо мной мигнул и погас. А потом следующий, словно кто-то задул огонь, а за ним еще и еще. Один за другим все чочины над тропинкой с шипением потухли, и на узкую дорожку опустился мрак.

Я продолжил путь. Сама по себе темнота меня не тревожила – в тени мне было куда уютнее, чем на свету. Я шел за гаснущим светом фонарей, пока не добрался до перекрестка, где остановился, разглядывая обе дороги. Они петляли между зданиями, пересекая узкую дорожку между лавочками и амбарами. Кругом было темно и безлюдно.

– Здравствуй, Тацуми.

Позади раздался тихий высокий голос. Узнав его, я едва подавил желание резко повернуться и выхватить меч; вместо этого заставил себя обернуться спокойно. У черного хода одного из амбаров, где раньше было пусто, сидел человек, окутанный тенью. Его черное кимоно безо всяких рисунков вздымалось, а длинные волосы ниспадали на плечи и спину. Лицо было разукрашено белой краской, вокруг глаз и под подбородком темнели черные линии. На поясе висел короткий меч, но не в нем была его главная сила, причем не менее опасная. Он был одарен ками – таких людей еще называли мадзуцуши, они умели пользоваться магией. В каждом клане было несколько необычных членов, чьи таланты были связаны со стихией семьи, но мадзуцуши были самыми сильными и могущественными. Будучи шиноби Каге, я умел выполнять простейшие волшебные трюки – становиться невидимым или создавать себе близнеца-призрака, владел искусством тьмы и умел запутывать следы. В Ивагото жили мадзуцуши, которые могли, например, настроить против врага саму землю, призвать молнию или огонь или за несколько секунд залечить смертельные раны. Маги Каге не обладали такой разрушительной силой, как представители Клана Огня, и не умели творить чудеса, как волшебники Клана Воды; они повелевали мраком куда незаметнее, но их приказы были не менее опасны.

– Дзёмэй-сан, – поприветствовал я его и поклонился, чувствуя, что он пристально следит за каждым моим движением. – Стало быть, пришла ваша очередь меня проверять?

– Не слишком учтивое приветствие, Тацуми-сан, – заметил Дзёмэй своим звонким чувственным голосом. – На такое можно и обидеться, но это не в моем характере. Ты знаешь, почему нам приходится так делать.

– Да, знаю.

– С Камигороши нельзя вести себя легкомысленно, – продолжил Дзёмэй, не обратив никакого внимания на мои слова.