В глубине души я ощущал холодную радость Хакаимоно. «Отлично, – шептал он мне. – Пусть пока остается с тобой. Убеди ее в том, что бояться нечего и что ты ее в случае чего защитишь. Тем слаще будет миг, когда ты ее прикончишь».

Я мрачно заглушил голос демона и почувствовал, как он затихает, хотя эхо его смеха еще долго звучало где-то внутри, напоминая о моей ошибке. Я рассказал Юмеко о демонах, ёкаях и других существах, жаждущих моей смерти, но на самом деле куда опаснее для нее был я сам.

Через несколько часов мы вышли из леса и опять двинулись вдоль реки, неспешно пересекавшей долину, по направлению к северу, то есть к столице. По моим подсчетам, до границы оставалось еще день-два ходу, а там нас могли ждать неприятности. Я потерял путевые документы, когда моя лошадь сбежала, испугавшись аманодзяку, а получить новые – легально или нет – не было никакой возможности. Простолюдины никого особо не заботили, так что Юмеко опасаться было нечего, а вот неизвестный самурай, тайком проскользнувший на территорию другого клана, наверняка вызовет тревогу. Без необходимых документов меня вполне могут задержать на погранпосту на неопределенное время, пока будет решаться, что со мной делать дальше. Такой поворот событий меня совершенно не устраивал, поэтому надо было найти какой-то обходной путь: проскальзывать украдкой мимо пропускных пунктов с Юмеко было слишком опасно.

Краем глаза я заметил, что у полустанка, стоящего особняком на краю тропы, колышется что-то синее. Небольшие деревянные домики нередко можно было встретить у дорог, соединяющих города, – в них путешественники могли передохнуть, купить горячий обед и даже заночевать. Над входом трепетали синие занавески, а маленькая фигурка тануки, протягивающая кувшин с саке, стояла на подоконнике, зазывая посетителей.

Юмеко остановилась посреди дороги и глубоко вздохнула.

– Что это за место? – спросила она. – Пахнет тут чудесно!

– Небольшая зона отдыха, – пояснил я. – Тут можно перекусить, если есть деньги. Мы, видимо, в нескольких милях от города… – Я замолчал, увидев, какими большими, полными надежды глазами она смотрит на меня, и вздохнул. – Кажется, ты снова проголодалась.

– Я отдала свой утренний рис кодама, – напомнила она с жалобным видом. – И за весь день съела только одну сливу.

Сунув руку в мешочек с деньгами, я молча передал ей несколько медных каэру. Она улыбнулась мне и бросилась к окошку. Затем вернулась с двумя мисками дымящейся лапши соба, и мы обошли здание в поисках места для трапезы. Вдоль стены стояли низкие деревянные скамеечки, которые разделяло несколько футов. Но далеко не все из них пустовали.

На скамейке неподалеку от нас сидел, сгорбившись, одинокий путник с чашей в руке, а перед с ним стояла бутылка. На вид он был несколькими годами старше меня. На нем был поношенный рваный жилет и брюки, а темно-рыжие волосы хоть и были собраны в хвост, все равно выглядели неряшливо. Из-под оби у него торчал короткий кинжал, а рядом на скамейке лежал большой лук. Он заметил мой взгляд и усмехнулся, подняв в воздух чашечку с саке в насмешливом приветственном жесте, а потом одним движением осушил ее.

Я не обратил на него особого внимания, потому что уже не раз видел таких людей. Это был ронин, самурай без хозяина, лишенный всех богатств и титулов и бесславно блуждающий по стране из-за собственного позора, бесчестья или смерти его господина. Особо упрямым ронинам удавалось найти новых хозяев, но многие брались за любую работу, которая им подворачивалась, и становились охранниками или носильщиками, а некоторые превращались в разбойников и убийц. Они считались неотесанными и дикими, не соблюдающими кодекс Бусидо и все свои прежние принципы, и самураи открыто презирали их.