Когда бокалы опустели, он подпер крупную голову кулаком и мрачно уставился в блюдо с костями барашка. Казалось, недавнее оживление покинуло его; щеки и лоб побледнели, и серые полукружья под глазами, знак рождения на Кельзанге, сделались заметнее.

    – Возвращение… – пробормотал Егор. – Я должен рассказать… рассказать и показать, чтобы избавиться от тяжести… Мой путь обратно, малыш, был нелегок.

    Что-то произошло, понял я. Что-то случилось там, на Каталаунских полях, после или во время битвы. Что-то такое, что мучает его, гнетет и не дает забыться. Кому же поведать об этом, если не другу?

    Налетел ветерок, и листья виноградной лозы, оплетавшей беседку, тихо зашелестели. Солнце клонилось к закату за бурыми водами Тигра, из города, что раскинулся под нами, долетали звуки музыки, далекий гул толпы и смех. Город, замкнутый в кольце стен, был невелик, не то что мегаполисы Эпохи Взлета, и всю его территорию можно было окинуть взглядом. На севере, над садами, всплыл в небо изящный корпус яхты – эллипсоид на тонком стержне, раскрывшемся лепестками гравиподъемника.

    – Рассказывай, – произнес я.

    – У меня был возок с лошадью, – начал Егор. – Хороший мерин италийской породы, приученный бегать под седлом. Когда началась заварушка, я выпряг его, покинул лагерь и направился к холмам. Искал место повыше.

    Повыше, ясное дело. Чтобы обозреть и зафиксировать столкновение двух многочисленных армий, нужен холм, или дерево, или крепостная башня. Найти их нелегко, если ты сторонний наблюдатель – все подходящие высотки заняты военачальниками. Наилучший вариант, если ты сам полководец или состоишь в генеральской свите адъютантом либо посыльным. Посыльным даже удобнее, шире возможности для сбора данных.

    Но мой друг в той мниможизни не был ни генералом, ни адъютантом, ни гонцом. Шут, жонглер, который следует за войском, чтобы развлекать солдат…

    Уловив мои невысказанные мысли, Егор шевельнул бровью:

    – Да, все было занято, малыш, набито под завязку. На холмах стояла пехота германцев-вестготов, союзников римлян. На лесной опушке прятались конные франки и бургунды, тоже союзники, а легионы перекрыли равнину. Для Аэция и его штабных воздвигли помост, но сам понимаешь, туда мне дорога была заказана. Все же я нашел курганчик в стороне – там росли старые вязы, разлапистые и не слишком высокие, но лучше хоть это место, чем ничего. Половину дня пришлось сидеть на дереве. – Он покрутил бокал в пальцах, поднял и отпил вина. – Знаешь, на Кельзанге есть оог, тварь такая вроде здоровенной птицы, однако не летает, а лазает по веткам – клюв и лапы у нее как тиски. Затаится в листве, крутит башкой туда-сюда, крыс-короедов высматривает… Вот и сидел я на дереве точно оог, а крысы внизу мельтешили да резали друг друга. Ну а когда гунны ударились в бегство, я слез, сел на своего конька и поехал разглядывать местность и что там на ней творится после побоища. Искушение, понимаешь… Хотелось мне Аэция зафиксировать, и не только его – возмечтал до Аттилы добраться.

    Я кивнул. Естественное желание! Увидеть полководца и вождя, две исторические личности, запомнить их и воспроизвести в записях полного присутствия… Аэция – в момент виктории, в час его великого триумфа, Атиллу – в миг величайшего поражения… Тем более что судьбы у победителя и побежденного были одинаковы – через два-три года оба умрут и, вероятно, насильственной смертью. Я бы тоже не устоял, не высидел на дереве!

    – Все там перемешалось… – задумчиво протянул Егор.