«Нехорошее место, — думал Иона, — нужно забирать отсюда господина Глебова и эту девчонку, Урсулу, пока все мы не сгинули в болоте».

Он посмотрел на свою ладонь и медленно сомкнул над ней пальцы. Рука до сих пор ощущала прикосновение золотых кругляшков. Они были теплыми и какими-то особенно ласковыми, так и льнули к коже, как будто хотели прилипнуть навеки.

— Нет уж! — сказал Иона. — Я-то знаю, как это бывает!

Он, конечно, не мог такого знать из личного опыта. Но о неправедном богатстве рассказывают много разных историй. Не могут же все эти истории оказаться чистой выдумкой!

Поэтому Иона и решил не только не говорить о найденном золоте остальным, но даже прикасаться к нему себе заповедал.

Однако едва он захотел отойти от сундуков и присоединиться к прочим за столами, как понял, что не в силах сделать ни шага в сторону.

Он снова и снова отодвигался от телег, дергал себя за волосы, лупил себя кулаком по макушке — все тщетно. Ноги не хотели повиноваться и сами собой приводили его обратно к телеге.

Иона заглянул в себя и не без удивления осознал, что ему, в принципе, даже не страшно. Любопытно — более точное слово. И еще в происходящем он ощущал некий вызов. Сможет ли он, Иона, противиться той силе, что притягивает его к сундукам с золотом и властно требует, чтобы он снова открыл крышку и прикоснулся к соблазнительно гладким золотым кругляшкам?

— Шалишь, брат, — сказал Иона сундуку, не в силах оторвать от него взор. — Я не стану брать твое золото.

«Но поглядеть-то еще разок можно, — подумал Иона рассеянно и покосился в сторону: не следят ли за мим? — Я ведь не буду брать. Даже трогать не стану. Один взгляд — и все».

Он подкрался к сундукам поближе и на всякий случай осенил их крестом. В тот же миг ему почудилось, что на него смотрит Севастьян. Иона поднял глаза, чтобы попросить барина спуститься и постоять рядом, когда он будет поднимать крышку, но Севастьян уже исчез и взгляд его погас.

Иона коснулся дерева. Оно оказалось на сей раз холодным, точно камень. И таким же тяжелым. Напрягая все силы, Иона все же откинул крышку. И схватился ладонями за рот, чтобы не вскрикнуть от испуга.

В сундуке никакого золота не было и в помине. Утопая в ворохе истлевших тканей, некогда дорогих, а теперь слипшихся и сгнивших, лежал труп. Волосы липли к голому черепу, зубы скалились в странной ухмылке. «Может, он здесь и лежал, — подумал Иона тупо, — просто мне хотелось найти деньги, я и увидел деньги. Ткань-то золотая, вон как блестит шитье…»

Он задвинул крышку, поднял с земли камешек и нацарапал сверху крестик.

Ветер пролетел над двором, задел волосы Ионы, но тот не заметил этого. Ко второму сундуку он приближаться не решился.

Теперь ему было легче. Он даже смог отойти от телеги. Но в трапезную не пошел, а вместо того поднялся по лестнице в ту комнату, где Севастьяна посетило странное видение, и там устроился спать.

Иона сам не понимал, с чего его так потянуло в сон. День еще не кончился, вечер только начинался, небо чуть поблекло, но до заката оставалось не менее часа. И все же веки у Ионы сделались тяжелыми, и он не смог противиться сну.

Он постелил на полу свой плащ, улегся сверху, скорчился, съежился, подсунул под щеку ладонь и почти мгновенно провалился в небытие.

Спал он так крепко, что не заметил, как к нему подобралась Урсула, как она устроилась рядышком и прикорнула у него под рукой, точно кошка.

Прочие солдаты продолжали поглощать яства и разговаривать.