Макс пожимает плечами:

– Вроде ничего так. Придраться не к чему.

Хотя его равнодушие меня немного успокаивает, я не могу отвлечься от грустных мыслей. Я облокачиваюсь на перила беседки, оформленной в стиле чайного домика, и от порыва ветра ровная гладь близлежащего бассейна покрывается рябью.

– Ты не понимаешь. Это Каллиопа Белл.

– Ты права, не понимаю.

Глаза Макса за стеклами очков в стиле Бадди Холли слегка щурятся. В этом мы с ним похожи – что у него, что у меня отвратительное зрение. Я люблю, когда он надевает очки. Крутой рокер встречается с сексуальной ботаничкой. Макс надевает очки только вне сцены, ну и еще когда играет на акустической гитаре. Они добавляют его облику нотку чувственности. Макс очень следит за своей внешностью. Возможно, кто-то посчитает это тщеславием, но я его понимаю. Первое впечатление можно произвести лишь один раз.

– Так просвети меня, – продолжает он. – Когда вы, ребятки, были первокурсниками…

– Я была первокурсницей. Она на год старше.

– Ладно, когда ты была первокурсницей… Она была тебе дорога, так? И ты до сих пор из-за этого страдаешь?

Парень хмурится так, словно пропустил половину спектакля. Что, в общем-то, правда. И я не собираюсь его просвещать.

– Ну да.

Макс фыркает:

– Так вот почему ты разбила те тарелки! Это все твои старые девчачьи штучки.

На то, чтобы ликвидировать устроенный мной беспорядок, уходит минут пятнадцать. Осколки фарфора и кусочки яичницы застряли между досками пола, а липкий малиново-персиковый сироп намертво прилип к плинтусам.

– Ты ничего не понимаешь, – вздыхаю я.

Макс наливает себе очередную чашку жасминового чая:

– И зачем ты ее идеализируешь?

– Я ее вовсе не идеализирую. Просто когда мы были помладше, она казалась такой… офигенной. Талантливая девчонка и к тому же моя соседка. Я имею в виду, мы постоянно проводили время вместе, играли в Барби и в «Правду или действие». Просто было очень больно, когда она вдруг от меня отвернулась, вот и все. Не могу поверить, что ты о ней не слышал, – добавляю я.

– Прости. Я не смотрю фигурное катание.

– Она дважды входила в тройку победителей на международных соревнованиях. Серебряные медали. В этом году на нее возлагают большие надежды.

– Прости, – повторяет Макс.

– Ее портрет печатали на коробке с хлопьями.

– Небось, на И-Бэе они уходили аж по девяносто девять долларов. – Парень нежно касается своим коленом моего под столом. – Кому, черт возьми, есть до этого дело?

Я вздыхаю.

– Мне нравились ее костюмы. Шифоновые оборки, бисер и кристаллы Сваровски, коротенькие юбочки… – бормочу я.

– Коротенькие юбочки? – Макс залпом проглатывает остатки чая.

– У нее была такая грация, осанка, уверенность в движениях… – Я выпрямляюсь. – И великолепные сияющие волосы. Совершенная кожа.

– Совершенство переоценивают. Совершенство – это скучно.

Я улыбаюсь:

– Значит, я не кажусь тебе совершенством?

– Нет, – отрезает Макс. – Ты восхитительно странная, и я не хотел бы в тебе ничего менять. Допивай свой чай.

Я заканчиваю, и мы идем прогуляться. Японский чайный сад не особенно велик, но зато очень красив. Клумбы с душистыми цветами насыщенных тонов перемежаются с причудливо подстриженными растениями. Их зелено-голубые оттенки успокаивают. Извилистые тропинки приводят к статуе Будды, прудам с рыбками, красной пагоде и деревянному мосту в форме полумесяца.