Лоллипоп пошёл к Смешанному Отто, чтоб хорошенько обмозговать затею с именами. Он уселся на мешок с картошкой, стоявший в углу среди гор стиральных порошков, и взял с полки леденец на палочке. Такой зелёный, с мятным привкусом. На мешке с картошкой, с зелёным леденцом во рту, ему думалось особенно хорошо. Это уж было проверено-перепроверено. На мешке с леденцом он иногда решал самые сложные уравнения. Даже такие, какие они ещё и не проходили.

Зелёные мятные леденцы привезли из Америки. «MADE IN USA» – стояло на коробке. А чуть выше крупными красными буквами на белом фоне: «LOLLIPOP». Так, видать, у американцев леденцы на палочке называются.

Лоллипоп сосал леденец и размышлял о новом имени. Но, сколько ни думал, получалось, что теперь всю жизнь придётся пребывать в итальянских королях: никому в голову хоть одного мало-мальски путного имени не пришло.

И когда Лоллипоп совсем было сник, Отто прислонился к стеллажу, сложил руки на животе, взглянул на коробку с леденцами, на Лоллипопа и сказал:

– Ну, Лоллипоп, о чём так тяжко задумался?

Вот как всё было! Вот как Лоллипоп получил имя. Конечно, приучать людей к новому имени – сложная штука. Дворничиха, весьма преклонного возраста да ещё изрядно тугая на ухо, привыкала особенно плохо.

– Как тебя теперь звать? – спрашивала она то и дело. – Как?

Лоллипоп каждый божий день по двадцать раз орал ей в левое ухо: «Лол-ли-поп!» (левым она слышала получше). Дворничиха и впрямь старалась вовсю. Но как-то она сказала «Воллимоп», другой раз «Поллипоп» и «Поллимоп». Пока Лоллипоп не написал ей своё имя на бумажке. Дворничиха носила бумажку в кармане фартука; завидев Лоллипопа, она доставала её, надевала очки и читала: «Привет, Лоллипоп!»

Так продолжалось больше двух недель. Даже когда посреди урока математики учительница вдруг сказала: «Виктор-Эмануэль, а у меня для тебя есть наклейка – поросёнок Пу́зик! Редчайший экземпляр!» – даже тогда Лоллипоп не дрогнул. А ведь Лоллипоп – страстный коллекционер поросят Пузиков разных размеров. И того, что учительница вертела перед носом, у него не было. Такого ни в одном магазине не достанешь.

В четверг, на третью неделю, на втором уроке во время чтения учительница сдалась. Читали сказку про Синюю Бороду. Лоллипоп ковырял в носу и глядел в окно. За окном ничего интересного не было. Только небо голубое с тремя белыми облачками. Но и в «Синей Бороде» ничего интересного не было. И тут вдруг учительница сказала:

– Лоллипоп, что ты уставился в окно? Читать надо, а не в носу ковырять, Лоллипоп!

С этого урока Лоллипоп – в школе – больше в носу не ковырял, из окон не пялился и читал вместе со всеми. А учительница всегда называла его «Лоллипоп». Она до того привыкла к «Лоллипопу», что даже директору на вопрос, всё ли ещё Виктор-Эмануэль лучший гимнаст, с жаром доказывала: в её классе никакого Виктора-Эмануэля нет.

Ещё Смешанный Отто недолюбливает комиксы. От них у него голова идёт кру́гом. Он не отличает кружочков, обводящих речь героев, от кружочков с их мыслями, а дикарский клич «уби-уби-уби!» вовсе считает дружеским приветствием.

Когда Лоллипоп жаловался Смешанному Отто на маму, или на бабушку, или на сестру, Отто не всегда был на стороне Лоллипопа. А Лучший Друг? Был бы! Вот почему Лоллипоп мечтал о Лучшем Друге. Многие приятели Лоллипопа хотели занять это место, но Лоллипоп думал кое о ком другом. Совершенно о конкретном!

Каждый вечер, перед сном, Лоллипоп подходил к окну в кухне и глядел в него. Кухонное окно выходило во двор, а за двором был забор, а за забором ещё один двор, а за ним ещё один дом. С окнами кухонь и подъездов и с оконцами туалетов. Почти во всех окнах свет вечерами не горел.