— Что?

Я покачал головой:

— Это бред, но мне кажется, что за мной следят.

— За тобой? Ну это чокнутым надо быть — следить за тобой. Вот бери — освежись.

Указал на картонки с «Ред Булл».

— Нет, я люблю работать без подогрева.

Он открыл банку, сделал большой глоток, произнес:

— Агрр…

— Ты ускорителя добавил?

— Всего полтаблетки, ерунда.

Мы неслись по Клэпхем-роуд, я говорю:

— Ты слишком круто по ветру берешь.

— Что?

— Это мне полицейский сказал.

Нортон уставился на меня. Я говорю:

— Следи за дорогой, козел!

Он заорал:

— Ты с легавым говорил… обо мне?!

— Ага, с тем самым козлом, который получил у тебя мой адрес.

— А…

Он заткнулся, через некоторое время говорит:

— Бэйли отстой, не парься.

— Этот отстой знает, где я живу. Это всегда неприятно.

Когда поворачивали на Эшмоул Истейт, Нортон добавил:

— Должен тебе честно сказать, Митч: ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

— Точно.

~~~

— НЕНАВИЖУ ГРЕБАНЫХ МОНАХИНЬ!

Нортон сплюнул при виде монахини, спешившей куда-то по тротуару.

В Эшмоул Истейт был женский монастырь.

Я сказал:

— Я думал, что у вас, ирландцев, есть религия.

Он хрюкнул, ГОВОРИТ:

— Что у нас есть, так это долгая память.

— Ну а если религии нет, нужно иметь Божье благословение.

Он посмотрел на меня:

— Господи, Митч, это чертовски круто.

— Но не оригинально. Это написал Дональд Роули, поэт.

Мы припарковались у многоэтажного дома. Нортон заявил:

— Ненавижу гребаных поэтов.

Мы вышли, Нортон перекинул через плечо спортивную сумку, посмотрел на меня:

— Нужно чё-нибудь?

— Нет, пойду, как говорится, чистым.

— В смысле, для защиты… биту бейсбольную, например? Там, куда идем, стихи не помогут.

— Нет. А что в сумке?..

Он зловеще улыбнулся, говорит:

— Средства поощрения.

Это было восемнадцатиэтажное здание. На входной двери домофон. Но уже весь раскуроченный. Мы толкнули дверь, прошли к лифту.

Нортон говорит:

— Постучи по дереву.

— Что?

— Ну лифт… Чтобы работал.

Лифт работал.

Весь расписанный граффити, он вонял мочой и отчаянием. Этот запах был мне очень хорошо знаком. А вам лучше его не знать.

Мы вышли на последнем этаже. Нортон сказал:

— Думай, что это гольф.

— Гольф?

— Ага, восемнадцать лунок.

Подошли к квартире, Нортон забарабанил в дверь. Вытащил маленькую красную записную книжку.

Дверь открылась, выглянул ребенок Нортон сказал:

— Мать позови.

Мать была индианкой и очень нервничала. Нортон сказал:

— Пора платить.

Она ушла в квартиру, вышла с пачкой денег, протянула. Нортон заглянул в книжку, пересчитал деньги, говорит:

— Немного не хватает.

Индианка сказала:

— Неделя очень тяжелая была…

Он ее перебил, повысил голос:

— Ты! Кончай горбатого лепить, на следующей неделе отдашь вдвое.

Она слишком быстро согласилась. Мы все трое знали, что денег у нее не будет.