Сегодня мистер Кисс был явно в ударе, и поэтому Себастьян осмелился задать ему следующий вопрос, давно его занимавший:

— Прошу вас простить меня, если я покажусь вам слишком любопытным, мистер Кисс, — сказал он, потягивая пиво из кружки, — но где вы сами-то живете? Я имею в виду, что вы знакомы с таким множеством лондонских закоулков. Но я точно знаю, что вы не из этого района.

Джозеф Кисс с нескрываемым наслаждением пил пиво.

— Доверительно сообщаю тебе, Себастьян, что я в разное время проживал между Вест-Эндом, Кенсингтоном и Челси, Сити, Ист-Эндом, западными пригородами, в основном Чизиком, Актоном и Хаммерсмитом, а также северными пригородами от Кэмдена до Финчли, южными: Баттерси, Брикстоном, Норвудом и так далее, и восточными, скажем, до самого Дагнема и Апминстера. Я везде успел пожить.

— У меня создалось впечатление, что вы жили, — Себастьян вновь сверился со своими часами: у него оставалось еще семь минут, — в Белом городе?

Джозеф Кисс моргнул, словно была задета его чувствительная струна.

— Милый мальчик, в белом городе или черном, — сказал он отсутствующим тоном, — но только не в сером. Серых городов нет, по крайней мере в мире Джозефа Кисса.

Он поднял кружку и осушил ее до половины.

— У меня есть пристанище в Актоне, уголке процветающем, хотя на первый взгляд этого и не скажешь, и есть другое — в Брикстоне, вечном средоточии лондонского рабочего класса. Там же обычно живут и те, кто не добился успеха на театральном поприще. А вот те, кто успеха добился, по традиции селятся в Брайтоне. Я видел, как работают ипподромные жучки. Я был свидетелем взлета и падения брикстонской «Цепной банды», названной так потому, что их любимым оружием были велосипедные цепи. Я видел и другие компании жестоких молодых людей. Ты-то не помнишь схватку стиляг из «Цепной банды» с белемскими «Чернорубашечниками» на лугу под Тутингом! Тогда несколько парней были убиты, а многие — серьезно ранены. И хотя этот район сейчас привлекает солидных жильцов, он по-прежнему мне интересен. Еще у меня есть квартирка в Хэмпстеде. Оттуда открывается отличный вид, но в основном я живу на Флит-стрит, в самом центре, в одном из частных домов семнадцатого века, по соседству с доктором Джонсоном.

— Рядом с «Головкой сыра»?

— Я никогда не называл нашего гения «сырной головкой», мой милый мальчик, несмотря на все его недостатки. Вижу, что ты уже допил свои полпинты. Не хочешь еще по одной? На ход ноги?

— Мне надо идти, мистер Кисс. Наверное, вы бы могли с большой выгодой продать квартиру на Флит-стрит, а?

— К сожалению, это не мое имущество. Я управляю им по доверенности.

Вновь озадаченный, Себастьян Басхолл застегнул пиджак, обмотал шею коротким шарфом из шотландки, засунув концы за борт пиджака, надел вельветовое пальто и со словами «Увидимся на следующей неделе!» ринулся в свою контору.

Джозеф Кисс с улыбкой обернулся навстречу краснощекой Одри в белом передничке, которая собирала тарелки с остатками сосисок, бобов, пудинга и маринованных овощей «по-солдатски».

— Запеканка сегодня была просто превосходной, дорогая.

— Да? — повела она плечами, давая понять, что слишком занята для болтовни. — Рада, что тебе понравилось, милый.

Допив пиво, мистер Кисс осторожно поставил кружку на стол и снял с вешалки свою широкополую шляпу, длинный шарф и зонт. Он был ярым сторонником любых английских чудачеств. Эти чудачества предоставляли ему независимость и позволяли сохранять дистанцию при общении. Махнув на прощанье рукой бармену и посетителям, он покинул теплую, уютную атмосферу «Римского солнца» и двинулся огромными шагам на восток в сторону Сент-Мэри-ле-Боу и паба «Сент-Клементз-Армз», на встречу со своим старым другом Данди Банаджи, чья колонка «Лондонские переулки» была одной из немногих постоянных рубрик газеты «Бомбей дейли мейл».