|
Доктор также играл с нею в карты, главным образом в криббидж и примеро, чтобы проверить не только ее умение схватывать смысл литературного текста, но и способность к устному счету. Она уже обсуждала с ним поэмы Гомера и с огромным удовольствием цитировала Шекспира. Доктор Гертин запретил Чарльзу посещать сестру, опасаясь, что ее начнут терзать мучительные воспоминания; однако по прошествии трех месяцев он сам предложил Чарльзу приехать в лечебницу. Окна кабинета доктора выходили в сад, где сидели пациенты, в том числе и Мэри.
— Я только что из Министерства внутренних дел, — сообщил Гертин, — встречался с главным инспектором заведений для душевнобольных, имел с ним беседу касательно вашей сестры. Он согласился со мной, что ее можно без боязни препоручить вам, но при условии, что вы возьмете на себя обязательство заботиться о Мэри до конца ее дней. — Разумеется. Это самое меньшее… — Считаю необходимым, чтобы для начала вы навещали ее здесь каждый вечер в течение двух недель. Я должен убедиться, что она не слишком возбуждается в вашем присутствии. — То есть вы опасаетесь, что я могу ей напомнить?.. — Совершенно верно. Только если вы справитесь с этим, на что я очень надеюсь, мы перейдем к следующему этапу и выпустим ее из лечебницы. Все должно идти своим чередом, как задумано. Самое главное — спокойствие и порядок, мистер Лэм. Чарльз посмотрел в окно на сестру. Она сосредоточенно что-то шила, время от времени поглядывая на других больных.
Чарльз переехал в Излингтон, в дом неподалеку от Нью-Ривер; здесь Мэри зажила новой, свободной жизнью. Когда Чарльз уходил на работу в контору, она оставалась под присмотром племянницы Тиззи. Сама Тиззи купила себе домишко в Девайзесе и уехала туда на покой, но прежде вызвала племянницу, заявив, что не может оставить Чарльза и Мэри на чужого человека. Мистер Лэм умер от дряхлости и слабоумия вскоре после убийства жены. Последнее, что услышал от него Чарльз, было: «И это тоже верно». На новом месте Мэри по большей части выглядела спокойной, даже безмятежной. Вот что написал Чарльз Тому де Куинси вскоре после ее переезда в Излингтон: К моей бедной, милой, нежно любимой сестре вернулся рассудок, а с ним — жуткое воспоминание и осознание содеянного, о чем ей и помыслить страшно; впрочем, ужас ее умеряется набожностью и смирением, а также доводами здравого смысла, умеющего отличить поступок, совершенный в минутном припадке безумия, от чудовищного греха матереубийства. Вечерами, когда Чарльз возвращался из конторы домой, они с Мэри подолгу разговаривали на разные темы. Потом постепенно начали вместе писать рассказы на сюжеты, заимствованные из шекспировских пьес. Между ними завязался нескончаемый спор о том, кого из них первым осенила эта идея — каждый приписывал заслугу другому, но затея оказалась на удивление удачной. Первый том, выпущенный издательством «Ливрайт и Элдер», удостоился похвал в «Вестминстер уордз», «Джентльменз мэгэзин» и в других журналах. Впрочем, выпадали дни, когда спокойствие изменяло Мэри. Однажды она сказала Чарльзу: — Мысли являются ко мне без приглашения. Вон они порхают по комнате, видишь? Признаки ее душевного расстройства становились тогда особенно заметными и грозными. И Чарльз вел ее через поля в Хокстон, в частный приют для умалишенных. Мэри сама брала с собой смирительную рубашку и с готовностью отдавала себя в руки Филипа Гертина. Прослышав об одном таком случае, де Куинси написал Чарльзу: Вы представляетесь мне человеком, которого горе, муки и развеянные в прах надежды наделили выдержкой, сделали личностью редкой, избранной Господом.
Пожар, заполыхавший в то роковое воскресное утро в книжной лавке Айрлендов, обошелся без жертв. — По-моему, пахнет копченой колбасой, — сказала Роза Понтинг. |
