Она постаралась в течение дня не подать виду, что взволнована, и дождалась вечера, когда Робин, закончив дневные заботы, пришел в спальню. Марианна ждала его, стоя перед зеркалом и расчесывая волосы перед сном. Он подошел к ней, обнял и поцеловал в затылок – так, как делал каждый вечер. Зеркало отразило его лицо, выражавшее полное удовлетворение тем, как прошел день, и глаза, в которых была теплая синева вечернего неба. И, улыбнувшись ему, Марианна подумала, что, может быть, не стоит ни о чем спрашивать: все равно ничего не скажет. С недавних пор у него появилась привычка умалчивать от Марианны то, чего ей, по его мнению, не следует знать.

Оставив Марианну, Робин, еще не раздеваясь, растянулся на постели и, заложив руки за голову, с улыбкой наблюдал за скольжением гребня по светлым волнам ее волос. Марианна же, глядя в зеркало, напряженно раздумывала, должна ли она окончательно смириться с молчанием Робина, даже если оно затрагивало именно ее. Наконец решившись, Марианна тихо, но твердо сказала:

– Робин, я хочу поговорить с тобой.

– О чем, мое сердце? – спросил Робин, изогнув бровь, когда услышал в ее голосе пока еще неявный стальной отзвук.

Марианна отложила гребень, подошла к Робину и присела на постель рядом с ним.

– О том, почему у нас с тобой только один ребенок.

Она посмотрела ему в глаза, которые ответили ей скользящим безоблачным взглядом и укрылись в длинных ресницах.

– Я должен принять твои слова за упрек? – рассмеялся Робин. – Ты несправедлива, моя леди! Особенно после сегодняшней ночи.

Он приподнял руку, и его пальцы заскользили по ее руке – от запястья вверх, к сгибу локтя – вкрадчивыми и ласкающими прикосновениями. Марианна перехватила его руку и решительно отвела в сторону.

– Робин, я спрашиваю тебя со всей серьезностью! – настойчиво сказала она.

Посмотрев на Марианну из под ресниц, Робин убедился, что она действительно настроена серьезно и даже чуточку воинственно, и вздохнул. Рывком поднявшись с кровати, он подошел к столику, на котором стояли кувшин с легким вином и кубки, наполнил один и поднес к губам.

– Какого же ответа ты ждешь от меня, Мэри? – спросил он, не оборачиваясь к ней, сделал глоток и, помедлив, словно в раздумьях, пожал плечами: – Человеческое тело – загадка. Тело женщины – загадка вдвойне!

– Я бы не стала тебя спрашивать, если бы моим мужем не был именно ты! – сказала Марианна, настойчиво глядя ему в спину. – В постели со мной ты не соблюдаешь осторожность, значит, дело в другом. В чем, Робин?

Он глубоко вздохнул, поставил почти нетронутый кубок обратно на столик и обернулся к Марианне. Робин долго молчал, глядя в ее требовательные, ожидающие ответа глаза, и негромко, но безапелляционно сказал:

– В том, что я не хочу твоей смерти. Мне не заменит тебя целая дюжина сыновей.

– Моей смерти? – переспросила донельзя удивленная Марианна. – А почему ты решил, что мне грозит опасность умереть именно так?

Робин сел в кресло, положив руки на подлокотники, и внимательно посмотрел на Марианну.

– Потому, мой ангел, что это уже едва не произошло с тобой дважды, – с усмешкой сказал он, не спуская с нее непреклонных глаз.

– Если ты вспомнил о той истории в Шервуде, то это было давно, и только однажды, – медленно проговорила Марианна.

– Спасибо, что напомнила! – усмехнулся Робин. – Тот случай я забыл учесть. Значит, трижды. Первый раз в Шервуде. Второй – в родах, когда на свет появилась Гвен. Ну ка вспомни, как все тогда происходило!

Он выразительно посмотрел на Марианну, и она вместо ответа провела ладонью по шее. Напоминание о муках, затянувшихся дольше положенного, отозвалось острой резью в горле, которое она надорвала тогда в криках.