«Сен-Пьер и Микелон, 17 марта 1862 года.

Дорогая Гульда!

Тебе приятно будет узнать, что сезон у нас выдался удачный и закончится через несколько дней. Да, именно так, сезон подходит к концу! Как я счастлив буду вернуться после целого года разлуки в родной Дааль и увидеть там единственную семью, какая есть у меня на этом свете, — твою семью, милая Гульда.

Моя доля в выручке оказалась немалой, она пригодится нам, когда мы станем обзаводиться своим хозяйством. Наши бергенские арматоры, господа братья Хелп, компания «Хелп и сыновья», уже уведомлены о том, что «Викен» вернется скорее всего между 15 и 20 мая. И, стало быть, ты можешь ожидать меня домой к этому времени, то есть всего через несколько недель.

Дорогая Гульда, я надеюсь по возвращении застать тебя еще более красивой, чем раньше, а также в добром здравии тебя, твою матушку и, конечно, храброго и доброго моего товарища и кузена Жоэля, твоего брата, которому вскоре предстоит стать братом и мне.

Когда прочтешь письмо, передай мой почтительнейший поклон фру Хансен; я так и вижу ее сидящей в глубоком деревянном кресле возле старенькой печки в большой вашей зале. Скажи ей, что я люблю ее вдвойне — как твою мать и как мою тетушку.

Очень прошу вас не беспокоиться и не приезжать в Берген, чтобы встретить меня. Вполне вероятно, что «Викен» прибудет в гавань раньше указанного срока. Как бы то ни было, милая Гульда, но через сутки после того, как я сойду на берег, ты увидишь меня в Даале. И не удивляйся, если я пожалую к вам даже раньше обещанного.

Нашу шхуну здорово потрепало этой зимой, самой скверной из всех, какие помнят наши моряки. К счастью, нам попался огромный косяк трески, и теперь «Викен» доставит в своих трюмах в Берген более пяти тысяч центнеров этой рыбы, которая уже вся запродана стараниями господ Хелп. А вот последняя новость, интересная для нашей семьи: поскольку лов оказался удачным, моя часть в выручке будет довольно велика, ибо теперь я имею право на полную долю.

А впрочем, если я и не привезу в дом большого состояния, то надеюсь, вернее, предчувствую, что оно ждет меня там, на берегу, по прибытии. Да! Целое богатство… не говоря уже о счастье! Что за богатство?.. Пока я держу это в секрете, дорогая Гульда, и, думаю, ты простишь, если до возвращения я не откроюсь тебе. Но это единственная моя тайна, и скоро ты все узнаешь. Когда? Как только настанет нужный момент, — до нашей свадьбы, если она отодвинется из-за какого-нибудь непредвиденного обстоятельства, или после нее, если я приеду в Дааль в назначенный срок и на следующей после этого неделе ты станешь моей женой, чего я жду не дождусь! Целую тебя, дорогая моя Гульда. Поцелуй от меня фру Хансен и моего кузена Жоэля. И еще хочу поцеловать тебя в лоб, над которым скоро засветится сияющая корона невест Телемарка, точно святой нимб. В последний раз прощаюсь с тобой, дорогая Гульда, до скорого свидания!

Глава II

Дааль состоит всего из нескольких домиков; одни стоят вдоль дороги, скорее похожей на тропинку, другие лепятся по склонам окрестных холмов. И все они глядят окнами на узкую лощину Вестфьорддааля, как бы отворачиваясь от северных взгорий, у подножия которых бушует неукротимый Маан. Ансамбль этих строений можно было бы назвать «gaards» — вполне типичным для этой страны селением, находись он во владении одного земледельца или фермера-арендатора. Но Дааль имеет право на звание если не городка, то, по крайней мере, поселка. Неподалеку от него высится часовенка, воздвигнутая в 1855 году; ее стены, главная из которых, алтарная, прорезана двумя узкими окнами с витражами, и ее четырехгранная колокольня — все срублено из дерева. Там и сям над бурными стремительными потоками перекинуты мостики в один пролет, также деревянные и выложенные поверх балок ромбовидными дощечками; проемы между ними заложены мшистыми камнями.