Вернее, как было: супруга его пожелала уйти в монастырь, а он – возьми да и женись на одной весьма милой и благопристойной девице из хорошего рода. Вроде бы, даже Папа Римский одобрил сей шаг, но тогда Святейших Пап было то ли двое, то ли трое – и, видать, разрешение дал не тот. Может быть, со временем все бы и утряслось, однако на беду граф, мир праху его, сломал шею, неудачно упав с лошади, аккурат после взятия Ниццы. Скончался без завещания и оставил юную вдову с младенцем на руках. Сын Красного графа от первого брака, Амадей VIII, впоследствии сделался первым герцогом савойским. И он, стало быть, хоть и не признал брата законнорожденным, но и в бастарды его зачислять не стал, даровал титул графа де Монсени и герб с зубчатым серебряным крестом в червлени, лишь самую малость отличный от его собственного, герцогского.

Тот первый граф моему сеньору приходился как раз прадедом и, увы, не только ему, но и бедолаге Ожье. Видать, демону не было особой разницы, признан ли был молодой господин представителем рода или нет.

– Тогда выходит, – все так же хитро поглядывая на меня, спросил Алекс, – что хозяину этого замка тоже грозит смертельная опасность?

«Конечно грозит, что за глупый вопрос?!»

Я, помнится, тогда даже удивился: не ожидал от маркиза такого нелепого вопроса, но благоразумно промолчал, ибо кем бы он ни был, сыном орла или сыном мельника, здесь он – знатный гость, не мне чета, и не дело ловчего учить его уму-разуму. Что ж, как показало время, он и впрямь был не так прост, как мне в тот час показалось. Но – поди ж, знай.

– Вы правы, мессир, – поклонился я, нимало не показав своего удивления, – чрезвычайная опасность.

– Вот как? А он не показался мне не то что испуганным, но даже взволнованным.

– Мой господин – храбрый человек, – почти оскорбился я. – К тому же, он принимает все меры безопасности. Я без устали иду по следу мерзкой твари и, клянусь мощами Святого Лу, не успокоюсь, покуда не отыщу и не покараю. А теперь вот и вас монсеньор граф пригласил на ловитву.

– Но скажи, Рене, ведь все твердят, этот волк – демон, а стало быть, людское оружие против него бессильно. Быть может, граф дал тебе какой-то амулет для защиты?

Я лишь покачал головой:

– Никакой демон, будь он хоть сам враг рода человеческого, не в силах одолеть искренне верующего. Страх дает нечистому лазейку, но я, с позволения сказать, отнюдь не робкого десятка, и вера моя крепка.

– Так, стало быть, ты – добрый христианин? – словно невзначай переспросил мой собеседник. Он что, сомневается в моих словах? Я тут чуть было от гнева не задохнулся, но вовремя даже не взял, схватил себя в руки: это ж надо было такое сморозить!

– У фра Анжело не было нареканий в мой адрес, – сквозь зубы процедил я. – А если мне и доводилось грешить, ибо природа человека, увы, слаба, то непременно исполнял все, что мне предписывалось на исповеди.

– Не сомневаюсь, – кивнул маркиз и тут же задал следующий вопрос, после которого я почел лучшим для себя уйти:

– А ваш господин – он тоже добрый христианин?

Как уже было сказано, я лишь поклонился маркизу и молча зашагал прочь. Ушел без оглядки, внутренне негодуя, как так могло случиться, чтобы дворянин, да еще женатый на королевской дочери, был столь неучтив и бестактен. Знай я тогда, что вскоре на тайном совещании этой троицы прозвучит:

«Он не пожелал отвечать на вопрос. Да что там, он попросту сбежал, когда я спросил его. А стало быть, он знает об этом самом графе больше, чем говорит».

– Все очень подозрительно, – согласился в тот момент с доводами Алекса серо-черный кардинал.